Уинстон Черчилль: Власть воображения

Юг Англии превратился в огромный военный лагерь: восемь дивизий, сто восемьдесят тысяч человек, пять тысяч кораблей и одиннадцать тысяч самолетов готовились пересечь Ла-Манш и пойти на штурм вражеских позиций, которому должна была предшествовать высадка парашютистов-коммандос. Во втором эшелоне следовала армия из двух миллионов солдат. Их главнокомандующий генерал Эйзенхауэр не имел большого опыта, но командующие сухопутными, морскими и воздушными силами (соответственно Монтгомери, Рамсей и Ли-Мэллори) были талантливыми профессионалами. В гуще народа, занятого подготовкой самой крупной операции по высадке морского десанта за всю мировую историю, можно было заметить силуэт слегка горбящегося человека в шляпе-котелке и с сигарой в зубах, который неутомимо осматривал авиационные базы, корабли, снаряжение и оружие, расспрашивал солдат и давал советы их офицерам, даже задумал лично участвовать в деле на борту крейсера «Глазго»! Ни под Омдурманом, ни в Ледисмите или Антверпене еще не удавалось удержать Черчилля в стороне от решающего сражения. И кто знает, может, он снова покажет себя героем в рукопашной? Именно этого опасалось его окружение, поспешившее призвать на помощь единственного человека в мире, способного отговорить Уинстона от его замысла, – короля Георга VI. Потребовалось два монаршьих послания, вежливых, но повелительных, чтобы старый вояка поборол притяжение опасности. Но с 3 июня он переберется в Портсмут, поближе к театру военных действий, и разместится рядом со штабом Эйзенхауэра; из своего специального поезда он мог за всем следить и все контролировать. «Мистер Черчилль, – прокомментирует Иден, – проявил изобретательность, но комфорт при этом пострадал: было очень тесно, имелась всего одна ванная комната, находившаяся рядом с его купе, и всего один телефон. Черчилль почти не вылезал из ванны, а генерал Исмей все время сидел на телефоне, так что хотя физически мы находились ближе к театру военных действий, было практически невозможно что-либо делать».

Идену удалось уговорить премьер-министра пригласить генерала де Голля накануне высадки. Заставив себя долго упрашивать, генерал прибыл 4 июня в Портсмут, где Черчилль собирался принять его в своем штабном вагоне, рассказать за хорошим обедом о готовящейся операции и свозить к Эйзенхауэру. Но по уже известным нам причинам с французскими властями не было заключено никакого договора о гражданском управлении, Францию планировалось освобождать без их участия, союзники намеревались запустить в хождение на ее территории свои оккупационные деньги; генерал де Голль был поэтому в скверном настроении и после обычного обмена дежурными любезностями то, что должно было стать дружеским, сердечным франко-британским застольем, закончилось скандалом. «Я заметил, – сказал де Голль ледяным тоном, – что правительства Вашингтона и Лондона приняли решение обойтись без договора с нами. […] Не удивлюсь, если завтра генерал Эйзенхауэр по указанию президента США и с вашего согласия объявит о том, что берет бразды правления Францией в свои руки. И как же, по вашему мнению, мы должны себя вести при таких принципах? […] Давайте, воюйте с вашими фальшивыми деньгами!» Черчилль, которому все труднее удавалось сдерживать себя, в конце концов сорвался на крик: «Никогда Великобритания не станет ссориться с США из-за Франции. […] Знайте это! Всякий раз, если мне придется выбирать между вами и Рузвельтом, я выберу Рузвельта!» Иден не выказал одобрения, а Бевин подчеркнул, что Черчилль говорил от себя лично, а не от лица британского кабинета. Взбешенный премьер-министр ничуть не успокоился. Поскольку генерал отказался выступить с обращением к французам после Эйзенхауэра утром дня J и отправить офицеров связи в составе десантов, то в ночь на 6 июня шум и грохот доносились не только с нормандских пляжей: Черчилль в пароксизме гнева кричал майору Мортону: «Идите и скажите Беделлу Смитту, чтобы посадил де Голля в самолет и отправил в Алжир, пусть даже в кандалах, если потребуется. Нельзя позволить ему вернуться во Францию!» Но Мортон хорошо знал характер своего патрона, и под нажимом Идена приказ о высылке был отменен на рассвете 6 июня. Закончилась самая длинная ночь, начинался самый длинный день.