Уинстон Черчилль: Власть воображения

И это так, мощнейшая империя времен его молодости печальным образом сжалась после двух мировых войн под натиском национальных движений и в силу некомпетентности социалистов, но ради нее стоило жить. Иден и его министр иностранных дел МакМиллан хорошо это знали и потому распорядились держать знаменитого пенсионера в курсе всех дел в королевстве; что еще лучше, они откомандировали к нему на дом в качестве личного секретаря служащего Министерства иностранных дел Антони Монтегю Брауна, который должен был передавать ему самые важные донесения из-за рубежа и разъяснять политику правительства, когда они не могли сделать это лично. Черчилля уведомляли о ходе переговоров в Женеве с новыми хозяевами Кремля, росте напряженности на Ближнем Востоке и проектах официальных визитов королевы; по случаю у него просили совета, негласного участия, письма или выступления с речью в поддержку… 21 апреля 1956 г. во время визита Николая Булганина и Никиты Хрущева Черчилль был приглашен на ужин, устроенный в честь гостей на Даунинг-стрит: «Ужин удался, – отметит этот великий скромник, – поскольку я был в центре внимания, меня посадили рядом с Хрущевым. Русские были рады меня видеть, Антони сказал им, что это я тогда победил в войне!» Своему секретарю, спросившему, кто, по его мнению, имеет реальную власть, Булганин или Хрущев, отставной премьер, не утративший проницательности отвечал, не раздумывая: «Хрущев, нет никаких сомнений!»

Три месяца спустя египтяне национализировали Суэцкий канал, дав новый повод чартвелльскому затворнику избежать праздности; 1 августа, получив от премьер-министра последние данные по этому деликатному делу, он заявил своему окружению о Насере: «Не может быть и речи о том, чтобы позволить этой мерзкой обезьяне устроиться на наших коммуникациях». Своему врачу, спросившему, что же скажут американцы, он с чувством ответил: «Нам не нужны американцы в этом деле!» – и посчитал своим долгом подготовить выступление в парламенте, призванное заранее оправдать военное вмешательство, которое он начал планировать сразу, как только узнал о национализации. Через четыре дня, когда Гарольд МакМиллан обедал в Чартвелле, все разговоры велись только об этом: «Черчилль разложил карты и просто пылал боевым огнем». Достаточно было бы одного слова одобрения, чтобы энтузиаст, планировавший некогда высадку в Анцио, вернулся на службу, но его помощи так и не попросили. Зато Иден обратился к нему за поддержкой в парламенте, которую тот оказал тем охотнее, что видел во всем этом деле подтверждение постфактум его правоты, когда он в одиночку выступал против эвакуации войск из зоны Суэцкого канала два года назад.

Хотя Черчилль ничего не знал ни о тайных переговорах с французами и израильтянами в конце февраля, ни о приготовлениях к совместной операции в Египте, он поспешил с самого начала военных действий оказать правительству решительную поддержку, опубликовав соответствующее коммюнике, в котором также выразил убеждение, что «наши американские друзья очередной раз отдадут себе отчет, что мы действовали независимо для общего блага». Это был прозрачный намек на то, что в обеих мировых войнах и при подавлении народного восстания в Греции американцы всякий раз после долгих колебаний заканчивали тем, что шли вслед за британцами. Стиль коммюнике вызывает еще большее восхищение, если учесть, что всего за неделю до его составления Черчилль перенес новый приступ, из-за которого оставался без сознания двадцать минут и вся правая сторона была парализована на несколько дней.

Увы! Американцы не пожелали понимать намеки, советские метали молнии, ООН возмущалась, британская оппозиция бушевала, правительство разделилось, и, в конечном итоге, экспедиционный корпус был поспешно отозван, оставив Насера хозяином положения и вынудив Идена уйти в отставку. Когда началась эвакуация войск, Черчилль заявил своему окружению, что «останавливаться сейчас просто безумие», но что на месте Идена он «ничего бы не предпринял, не проконсультировавшись с американцами». Нельзя было без усмешки слушать такие слова от человека, заявлявшего всего четыре месяца назад, что «нам не нужны американцы в этом деле». Однако если наедине с собой наш тонкий стратег мог немного позлорадствовать над незадачливым премьером, то на людях он проявлял безупречную лояльность, и несчастный Иден, атакуемый со всех сторон, отступал под прикрытием старой, но все еще разрушительной артиллерии черчиллевского красноречия: «Наша партия, как, впрочем, и вся наша страна, должна испытывать к нему чувство глубокой признательности, […] и у тех, кто здесь и за рубежом подверг критике решительные действия, предпринятые совместно с нашими французскими союзниками, быть может, найдутся сейчас причины одуматься. Однако я считаю, что отношение Организации Объединенных Наций нисколько не способствовало ни делу демократии, ни делу мира и процветания на Ближнем Востоке».