Читаем Уинстон Черчилль: Власть воображения полностью

Однако в Лондоне в начале мая 1916 г. многие политики не замечали его присутствия, и тем охотнее, чем ближе к вершине власти они стояли… Депутат-ветеран по-прежнему не давал им топтаться на месте, и своды палаты общин скоро содрогнулись от его анафем и проповедей: надо вернуть домой в Англию мастеров оружейных заводов и верфей, ушедших на фронт добровольцами, чтобы ковать оружие победы; во Франции они всего лишь пушечное мясо… Чтобы парировать угрозу нападения германских подводных лодок, следует собирать суда в конвои под надежным эскортом. Он предложил вернуться к планам наступательных операций в тылу врага – на Ближнем Востоке и… на Балтике. На фронтах во Франции и Бельгии также предстоит принять массу неотложных мер: улучшить освещение в траншеях, построить легкую железнодорожную сеть для быстрого снабжения передовой, раздать стальные каски всем солдатам, избавиться от возмутительной системы, при которой некоторые части не вылезают из окопов, тогда как другие их вблизи не видели, начиная с высших офицеров, облюбовавших замки в тылу, где они проводят время, навешивая друг другу медальки. «Их высокопревосходительства, – призывал Черчилль, – должны быть там, где опасность и смерть». Господство в воздухе, имевшееся у британцев в начале войны, было упущено по небрежности и халатности, но: «Ничто не мешает нам все исправить. Никто не препятствует нам вернуть наше превосходство в воздухе, кроме нас самих». Он достиг вершин красноречия, убеждая членов правительства освободиться от влияния военных советников и отказаться от самоубийственных атак на Западном фронте, тем более что он прекрасно знал, что Хейг готовит еще одну, на Сомме… Наступления на суше, по его мнению, не должны предприниматься прежде, чем будут достигнуты материальное превосходство, численный перевес и… некоторые новые виды вооружения.

Достопочтенного и доблестного[100] депутата от Данди обычно слушали в тишине, лишь изредка нарушаемой свистом и глумливыми выкриками противников и довольно часто – ответными выпадами министров, стоявших друг за друга горой. Практически все его предложения по ведению войны (от морских конвоев до ротации войск на передовой) не принимались во внимание, равно как и предупреждения о пагубности преждевременных наступлений. 1 июля 1916 г., в первый же день наступления на Сомме, потери британской пехоты составили двадцать тысяч убитыми и шестьдесят тысяч ранеными… Видя это и не имея возможности вмешаться, Черчилль испытывал душевную боль, близкую к физической. «Для него было мукой, – напишет позже его друг Макс Эйткен, – видеть, как менее способные люди, по его мнению, плохо справлялись с делами». 15 июля Уинстон написал брату Джеку: «Хотя моя жизнь вполне благополучна и изобилует роскошью, я с каждым уходящим часом содрогаюсь от боли при мысли, что я не могу ничего стоящего предпринять против немчуры». Десятью днями ранее в письме к Арчибальду Синклеру он с грустью и без особой скромности признавался: «Я не хочу министерства, только все бразды управления войной… Я глубоко расстроен, так как не могу применить мои таланты, ну а в существовании последних нисколько не сомневаюсь».

Зато сомневались другие. У консерваторов его безжалостно преследовали Бонар Лоу, Бальфур, лорд Дерби и лорд Керзон; вожди либералов, такие как Асквит и Ллойд Джордж, старательно избегали оказывать ему поддержку. Выступления Черчилля в парламенте или на публике часто прерывались криками: «И как там Дарданеллы?»; он в конце концов осознал, что не сможет заставить прислушаться к его словам, не открыв широкой общественности всю подноготную этой истории. 1 июня по просьбе многих депутатов Асквит согласился опубликовать документы, касающиеся несчастливой экспедиции, ведь если бы он отказался, создалось бы впечатление, что ему есть что скрывать – а это именно так и было: разве провал Дарданелльской операции не стал в значительной степени следствием его полной некомпетентности в военных вопросах и его манеры управлять правительством как философическим дискуссионным клубом? Вот почему уже через месяц Асквит одумался и заявил депутатам, что документы не могут быть преданы огласке, так как это «противоречило бы национальным интересам». Его правительство только что пережило три острых политических кризиса: волнения в Ирландии[101], закон о всеобщей воинской повинности (принятый двумя месяцами ранее) и недавнее Ютландское сражение, ставшее одновременно тактическим поражением, стратегической победой и политической катастрофой в силу некомпетентности лорда Бальфура[102]. Асквит справедливо считал, что его правительство не вынесет четвертого, так как неизбежно вскрылась бы немощь руководства, проявленная при проведении Дарданелльской операции. У депутатов попытка пойти на попятный вызвала бурю негодования, и Ллойд Джордж нашел компромиссное решение, предложив назначить комиссию для парламентского расследования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары