Уинстон Черчилль: Власть воображения

Кончина отца разметала в прах все надежды Уинстона: «Так рассеялись все мои мечты установить с ним товарищеские отношения, войти вместе с ним в парламент и поддержать его в борьбе. Мне оставалось лишь продолжить его дело и защищать его память». Именно это он и сделает, написав длинную апологию лорда Рэндолфа, подражая его стилю и поведению и усвоив политические предпочтения и устремления человека, которым восхищался больше, чем кто-либо другой. Вряд ли можно сказать лучше, чем Уильям Манчестер: «Редко встретишь человека, вложившего в сына столь мало внимания и получившего от него подобные посмертные дивиденды преданности». Впрочем, ничто не проходит бесследно, и сыновья скорбь Уинстона скрывала более сложные чувства, которые он сам довольно ясно выразил, признавшись Фрэнку Харрису: «Он меня никогда не слушал. Никакие товарищеские отношения с ним были невозможны, несмотря на все мои усилия. Он был настолько зациклен на самом себе, что никто другой для него просто не существовал». На вопрос Харриса, любил ли он своего отца, Уинстон отвечал: «И как бы я мог? Он обращался со мной как с идиотом, он рычал на меня, стоило мне лишь задать ему вопрос. Я всем обязан матери и ничем – отцу».

Помимо долгов, Рэндолф оставил сыну весьма тревожное наследие: большинство не знало истинных причин его ранней смерти, для детей они также были загадкой. И вот Уинстон заподозрил, что Черчилли обречены умирать молодыми: три брата Рэндолфа умерли во младенчестве, четвертый, Джордж, маркиз Блэндфордский, скончался в возрасте сорока восьми лет, а сам Рэндолф ушел из жизни в сорок шесть. Не стал ли причиной какой-то наследственный порок? Младший брат Джон, прозванный в семье Джеком, едва не умер при родах, да и у самого Уинстона было хрупкое здоровье. Он заключил, что жить ему на этом свете остается недолго и у него мало времени, чтобы оставить после себя достойную память. Много лет спустя его критики справедливо увидят в нем «молодого торопыгу», но не разберутся в мотивах этой спешки.

«Главное, что теперь я сам был хозяином моей судьбы», – констатировал Уинстон со смешанным чувством горечи и гордости. Его первым решением взрослого человека было освободиться от обязательств перед герцогом Кембриджским, командиром 60-го стрелкового полка, о зачислении в который договорился отец. Правда, месяцев за пять до выпуска Рэндолф написал сыну, что тот должен отказаться от всякой мысли служить в кавалерии, но при том добавил: «В любом случае, пока я жив» – обычная стилистическая фигура для предостережения. В последние дни жизни, в момент временного просветления сознания, он даже прошептал: «Ты уже достал себе лошадей?», что могло косвенно указать на изменение его отношения к карьере сына… впрочем, как и на полное безразличие к происходящему. Но Уинстон теперь мог рассчитывать на помощь матери: «Она вскоре стала моим горячим сторонником. Мы работали вместе как равные, скорее как брат и сестра, нежели как сын и мать». Без всякого сомнения, сестринские чувства в Дженни были развиты намного сильнее материнского инстинкта… В любом случае, для решения вопроса с 60-м стрелковым хватило простого письма от матери: герцог Кембриджский галантно удовлетворил просьбу очаровательной леди Черчилль, и ее сын был освобожден от всех обязательств. В начале февраля 1895 г. Уинстон Черчилль, произведенный в корнеты[24], прибыл для несения службы в 4-й гусарский полк, расквартированный в Альдершоте.

Служба в любимом полку вовсе не была синекурой: молодой офицер ежедневно проводил в седле четыре часа, а то и все восемь; к вечеру все тело ломило так, что нельзя было ступить и шагу. Он также отвечал за подготовку и состояние тридцати человек и тридцати лошадей, участвовал в бесконечных парадах и смотрах, не говоря уже про ежедневные занятия стрельбой из карабина, игру в конное поло и скачки с препятствиями. Впрочем, были и приятные стороны: по утрам денщик приносил завтрак в постель, дважды в день горячая ванна, бесконечные банкеты, где все собутыльники были консерваторами, как и он сам, превосходная закуска, обильная выпивка – хотя полковник Брэйбазон каждый раз интересовался у интенданта, в какой аптеке он покупает шампанское, такая уж у него была привычка. В довершение полковник проникся большой симпатией к сыну своего старого друга Рэндолфа: они сидели за одним столом на праздничных обедах и часто встречались в выходные на приемах и вечеринках.