Утонувшие на переправах надежды, дети бесчисленных трагедий на этом проклятом участке моря. Когда судно подошло еще ближе, Этторе пришлось зажать уши руками, чтобы не слышать крика, который разъедал внутренности, как кислота, разносился по переулкам Лампедузы и забирался в дома живых.
Этторе был абсолютно уверен, что, добравшись до берега, корабль развалится на части, а утопленники, собрав куски своих тел, начнут бродить по улицам и пляжам, волоча за собой опухшие ноги, и, оплакивая свое наказание, пустыми мертвыми глазами будут разглядывать мир своих несбывшихся надежд, чужой мир, где они – всего лишь призраки.
Раздался оглушительный удар грома, и стены заходили ходуном.
– Джанни! Джанни!
– Этторе! Этторе! – закричал в ответ оператор, а потом добавил. – Проснись же наконец! Что случилось?
Сквозь завесу слез Этторе увидел включенный торшер – фокус мира бодрствования. Между кроватями стоял Джанни и взволнованно на него смотрел. Он прижал руку к груди – сердце стучало, как тимпан.
– Твою мать, – сказал оператор, – я больше не лягу спать с тобой в одном номере. Меня от твоих воплей удар хватит… Тебе опять снился этот сон?
Этторе сглотнул горькую слюну и попил воды, прежде чем ответить. Ему было тяжело дышать, грудь словно зажали в тиски, – наверное, паническая атака. Он посмотрел на балконную дверь. Ставни закрыты. Слышатся раскаты грома.
– Да, но… в этот раз все казалось абсолютно реальным. Блин, я
– Ты уверен, что хочешь…
– Конечно, мы все равно уже не спим, – отрезал Этторе. – Я-то точно больше не усну. Который час?
– Пятнадцать минут второго. Айеби ждет нас в два. Если он придет, конечно…
Этторе провел рукой по волосам.
– Айеби придет, – после паузы сказал он, тяжело вставая и подходя к балконной двери.
Джанни сходил в душ, потом стал возиться с камерой. Этторе вышел на балкон.
Облака и туман. Никакого корабля нет.
Но стоит закрыть глаза, и он снова здесь.
Этторе закурил
Айеби ждал их под покосившимся козырьком автобусной остановки, откуда они должны были отправиться в путь, в гостиницу, находившуюся примерно в полукилометре. В темноте его лицо казалось нарисованным мазками блестящей черной краски, а глаза напоминали фары, изучающие ночь.
Увидев Этторе, укрывшегося капюшоном от ливня, который, правда, теперь превратился в морось, Айеби, как кошка, вышел из тени.
– Вы прийти, хорошо! Готовы?
– Привет, Айеби. Да, мы готовы к твоему эксклюзиву! – Этторе чувствовал себя лучше. Свежий воздух разметал паутину тяжелого сна, оставив от нее неприятные липкие, но безобидные обрывки.
У Джанни были воспаленные глаза – как у человека, которого резко разбудили.
– И где тут вход?
– Позади гостиницы, – объяснил угандиец. – Те, которые не хотят нас… они уже уйти, когда солнце зашло, но лучше быть осторожными, да?
Этторе представил, как Поретти с дружками заваливаются в ресторан и опустошают тарелки, пожирая мидии и распивая бутылку за бутылкой.
– Идем, вы за мной.
Они пошли по улице с невысокими домами, на крышах которых стояли цистерны для сбора дождевой воды. Прежде чем повернуть за угол, Этторе обернулся и посмотрел на Средиземное море.
Джанни присвистнул, чтобы его поторопить. Худощавый Айеби уверенно шагал вперед. Время от времени он оборачивался, следя, чтобы другие не отставали.
Они вышли на узкую аллею за гостиницей. Задний двор почти не отличался от территории перед фасадом, которую они изучили утром в поисках хороших кадров – кучи мусора и старого хлама между рядами засохших кустов и бетонных блоков. Забор во многих местах был сломан. За ним виднелся силуэт здания, где в двух окнах наверху мерцал свет – то ли от пламени свечей, то ли от самодельного очага. Гул голосов, говорящих на непонятном языке, плыл в ночном воздухе, как читаемая вполголоса молитва.
– Вот, мы туда войти, – останавливаясь, прошептал Айеби. И показал на невысокую постройку в форме параллелепипеда. – Снизу.
Когда гостиница работала, подумал Этторе, там, наверное, был погреб или подвал. И представил себе дверь, как в бункере, где прячутся от торнадо в американских фильмах. Потом глянул на недоверчивое лицо Джанни, шедшего за угандийцем.
Джанни достал камеру.
– Как думаешь, пора снимать?
– Нет, нет, нет, – взволнованно зашептал Айеби. – Внутри, делать фильм внутри, где