Уйти, чтобы вернуться

— Не важно. Именно об этом мы с вами и должны договориться. Открыть правду кому-то из таких детей — дело, требующее предельной осторожности. Для нас, матерей площади Мая, такой подход принципиален. Узнать, став взрослым, что ваши родители вовсе вам не родители, более того, что они приложили руку к гибели тех, кто дал вам жизнь, — такое без последствий не проходит. Это очень трудный и болезненный процесс. Мы сражаемся за то, чтобы восторжествовала истина, за возвращение жертвам диктатуры их настоящих имен, но мы против того, чтобы ломать жизнь невинным людям. Я расскажу вам все, что знаю, и все, что смогу узнать об Ортисе, а вы обязуетесь рассказывать все, что сможете узнать об этих детях, мне одной. Дайте честное слово, что никакие сведения о них вы не предадите огласке без моего разрешения.

— Я вас не понимаю, Луиза. Полуправды не бывает!

— В том-то и дело, что бывает. Есть такая правда, которую нельзя вываливать сразу. Представьте, что вы — такой «приемный» сын. Например, этого самого Ортиса. Хотелось бы вам вдруг узнать, что ваших настоящих родителей убили, что вся ваша жизнь — обман, что сама ваша личность — сплошная фикция, вплоть до имени? Хотелось бы вам узнать об этом из газетной статьи? Вы задумывались хоть раз о последствиях такой статьи для жизни тех, кого она касается?

У Эндрю возникло неприятное чувство, будто в комнату влетела тень Капетты.

— Пока что нам рано закусывать удила, доказательств усыновления Ортисом украденного ребенка у нас нет. Но я на всякий случай вас предупреждаю, чтобы между нами не возникло недопонимания.

— Даю вам слово ничего не публиковать, не обсудив материал сначала с вами, даже если я подозреваю, что вы кое о чем умалчиваете…

— Там видно будет. А пока позаботьтесь о собственной безопасности. Фебрес слыл одним из самых жестоких убийц. Он взял себе кличку Джунгли, потому что хвастался, что свирепостью превосходит целую стаю хищников. Показания редких выживших, побывавших у него в лапах, приводят в оторопь.

— Этот Фебрес до сих пор жив?

— Увы, нет.

— Почему «увы»?

— Потому что, воспользовавшись законом об амнистии, он провел почти весь остаток жизни на свободе. В 2007 году его наконец осудили, но только за четыре преступления из четырехсот, которые он совершил. Все мы ждали приговора. Какой кары заслуживает человек, привязавший годовалого малыша к груди отца, от которого он добивался показаний, и включивший электрогенератор? В тюрьме Фебрес пользовался особыми поблажками и обитал в комфортных условиях, о которых и на свободе можно только мечтать. Но за несколько дней до начала процесса его нашли в камере мертвым: отравление цианистым калием. Военные испугались, что у него развяжется язык, поэтому правосудие так и не успело свершиться. Для семей его жертв это равносильно продолжению пытки.

Сказав это, Луиза выразительно сплюнула.

— Фебрес унес с собой в могилу все, что знал о дальнейшей судьбе пятисот отнятых у родителей детей разного возраста. Его смерть не облегчила нам задачу, тем не менее мы не опускаем руки, неустанно трудимся и рассчитываем на победу. Это все я говорю для того, чтобы вы проявили осмотрительность. Большинство людей Фебреса до сих пор живы и разгуливают на свободе, они готовы у любого, кто ими заинтересуется, отбить охоту проявлять любопытство. Ортис из их числа.

— И как же нам установить, что под личиной Ортеги скрывается Ортис?

— Сличить фотографии. Посмотрим, что осталось от пленки Марисы, хотя самодовольного майора из моего альбома и коммерсанта семидесяти четырех лет разделяют три десятилетия. К тому же простое сходство для суда еще не доказательство. Самый лучший способ добиться своего, хотя мне это кажется неосуществимым, — прижать его и заставить говорить. Каким образом? Понятия не имею.

— Я раскопаю прошлое Ортеги, и мы посмотрим, не совпадает ли оно с прошлым Ортиса.

— Ну и наивность! Поверьте, Ортис поменял документы не без помощи сообщников. История жизни новоявленного Ортеги будет подтверждена списками учеников школы, где он якобы учился, дипломами, справками с работы, даже поддельным удостоверением о прохождении воинской службы. Мариса, ступай со мной, поможешь мне на кухне! — приказала Луиза племяннице, вставая.

Оставшись в гостиной один, Эндрю стал просматривать альбом. На каждой странице красовалась фотография какого-нибудь военного с указанием звания, подразделения, списка совершенных им преступлений; кое-где были надписаны настоящие имена ребенка или детей, которых присвоил этот человек. В конце был список пяти сотен малышей, чьи родители пропали без вести. Слово «опознан» стояло только против пятидесяти имен.

Луиза и Мариса быстро вернулись. Мариса дала понять Эндрю, что ее тетя устала и что им пора прощаться.

Эндрю поблагодарил Луизу и пообещал держать ее в курсе своего расследования.

Мариса вела машину молча, но нервно. На перекрестке она отчаянно загудела грузовику, не уступившему ей дорогу, и не пожалела для водителя ругательств, из которых Эндрю, свободно владевший испанским, понял далеко не все.

— Я чем-то вас расстроил? — обратился он к Марисе.