Уйти и не вернуться

Примерно такая же ситуация была в Абхазии, где поддерживаемая Конфедерацией горских народов, маленькая Абхазия вела войну против Грузии, оттесняя грузинские отряды и силы самообороны. В Приднестровье только вмешательство армии генерала Лебедя предотвратило дальнейшую бойню. А в соседнем с Афганистаном Таджикистане бойня состоялась. Она называлась гражданской войной и унесла сто тысяч жизней! Сто тысяч жизней. За все десять лет войны в Афганистане потери советских войск не превышали пятнадцати тысяч человек. За полгода войны в маленьком Таджикистане погибло сто тысяч людей, среди которых были женщины, дети, старики. Но мир не содрогнулся. Тот самый мир, который кричал о неслыханных зверствах советских воинов в Афганистане, единодушно осуждал ввод войск, широко освещал грандиозные потери Советов в этой войне, не захотел заметить сто тысяч погибших. Как не заметил тысячи погибших в карабахской, осетинской, абхазской, приднестровской войнах, Советский Союз развалится, и моджахеды спокойно переходившие некогда грозную границу, начали действовать в Таджикистане, в других республиках некогда «единого и могучего». Но это уже никого не волновало. Преданный и брошенный своими союзниками Наджибулла спрятался в миссии ООН в Кабуле, а активистов его партии вешали, расстреливали, рубили безо всякой жалости. Их семьи истребляли, а доктор Наджиб иногда даже умудрялся говорить со своей семьей, ваблаговременно эвакуированной в Индию. Его предшественник, авантюрист Бабрак Кармаль уже давно жил со своей семьей в Москве, как будто его не касались афганские события.

Вообще такого количества предательств не знала ни одна страна. Взорванная страна показала миру не только звериный оскал войны, развязав военные действия сразу в нескольких местах, но и трусливый облик шакала, предающего своих бывших союзников, так веривших в могучего северного соседа, в нерушимость его дружбы. Бывших активистов Народно-демократической партии даже начали вылавливать по городам, отправляя их на расправу в Кабул. Это был даже не цинизм, это была последняя грань низости. Потом был выдан смертельно больной Эрих Хонеккер. Независимо от идеологической оценки его поступков, выдавать нашедшего убежище, смертельно больного старика на расправу было актом недостойным и подлым. Более того, врачи даже подделали заключение о его здоровье, не заметив столь очевидного, прогрессирующего рака. Но это уже никого не волновало. В Германии начались процессы против бывших агентов «Штази», которых пачками выдавала советская разведка. В Белоруссии пошли по стопам «старшего брата», выдав нашедших на ее территории лидеров компартии Литвы на осуждение в Вильнюс. Общая вакханалия бесов, вакханалия предательств, начатая развалом великой страны, продолжалась. И уже не столь важно было, до какого предела дойдут те или иные люди. Предела подлости не бывает. После крушения страны это стало ясно всем. И во имя сохранения собственной власти можно пойти на любые преступления, можно расстрелять из танков собственный парламент, можно бомбить собственные города, где скрываются бандиты, можно проливать, кровь, ибо она поистине обладает странным свойством несворачиваемости.

Но именно осознание краха вынудило руководство России наконец принять принципиальное решение и разрешить двести первой, многострадальной дивизии, принять участие в боевых действиях в Таджикистане. Границу, превратившуюся в рваную дыру, сквозь которую мог пройти кто угодно, начали спешно латать и снова, как десять-пятнадцать лет назад, уже младшие братья из Москвы и Санкт-Петербурга, Ростова и Новосибирска, Твери и Тулы шли умирать за непонятные им интересы на далеких южных рубежах, воюя все с тем же противником — афганскими моджахедами, к которым прибавились многочисленные отряды непримиримой таджикской оппозиции. Словно получив эстафету от старших, десять лет просидевших в этом аду, достойно выдержавших тяжелые испытания и ушедших, но не проигравших войну — младшие братья продолжали стоять насмерть, защищая границы некогда единой империи.

Обманутые, преданные, забытые ветераны афганской войны находили себе применение в горячих точках бывшей страны. Боль, обида, растерянность, неустроенность толкали их туда, где они могли делать единственное, чему научились — убивать и достойно умирать. Государство, за которое они дрались, мерзли в горах, изнывали от жажды в пустынях, воевали, теряя товарищей — это государство больше не существовало.

И их подвиг, подвиг людей, честно выполнявших свой воинский долг, подвиг офицеров, достойно представлявших некогда великую армию, подвиг солдат, мужественно и храбро воевавших в этой войне, вдруг стал посмешищем. Более того, они превратились в подозрительные группы людей, так как не умели и не хотели жить по волчьим законам нарождавшегося общества. Осмеянные и презираемые, они часто срывались, уходили из жизни, становились наркоманами и пьяницами. Некоторые, более сильные, уходили в криминальные структуры с дикой обидой на свою неустроенную жизнь, на свои разбитые идеалы.