Уйти красиво

Черныш еще раз продемонстрировал желтые собачьи зубы, вывалил розовый язык и потерял всякий интерес к гостям.

— Раиса Ивановна, мы к вам на минуточку, — объявил Воскобойников, взявшись рукой за штакетину.

— Гелий Андрианович, это вы?

— Я, я, Раиса Ивановна. И не один, с одним знакомым…

— Проходите, не бойтесь: Черныш вас не тронет. Он только с виду такой грозный. — Хозяйка явно польстила своему стражу, который уже успел безмятежно задремать.

Через минуту они уже сидели в застекленной веранде. На столе перед ними красовалась трехлитровая банка молока. Женщина принесла еще пару чайных чашек.

— Угощайтесь, парное.

— Спасибо, с удовольствием, — сказал Воскобойников, и женщина наполнила одну чашку.

— А вы? — спросила она Позднякова.

— Спасибо, я не пью молока, — объяснил Поздняков.

— Ну и напрасно, — мягко пожурила его женщина. — Молоко — напиток жизни.

— Вам бы на телевидение, в рекламную службу, — усмехнулся Поздняков, — заткнули бы за пояс барышень с зимней свежестью во рту.

Женщина рассмеялась, сразу помолодев, и Поздняков решил, что ей чуть больше сорока. Стало быть, они с Ларисой были ровесницами, да только вели совсем разные жизни. Одна жила на земле и пила парное молоко, другая скользила на незримой грани вымысла и реальности и питалась иллюзиями и собственной фантазией. Покойная Лариса носила эксклюзивные наряды от модного модельера и могла позволить себе купить белый концертный рояль просто так, в тон мебели, а эта ходила за три километра с молоком, вставала чуть свет, чтобы подоить корову, а развлекалась тем, что смотрела вечером по телевизору какое-нибудь очередное ток-шоу. Лучики морщинок уже прочно обосновались в уголках ее круглых карих глаз и губ, покрытых кричаще-яркой помадой.

— А мы, Раиса Ивановна, приехали вас порасспросить, — сказал Воскобойников, успевший осушить чашку молока. — Расскажите-ка еще раз, если вам не трудно, то, что вы рассказывали мне утром. Ну, про то, как вы в воскресенье заходили на дачу к Ларисе Петровне Кривцовой, и про то, что вы там увидели.

Женщина сразу посерьезнела.

— Да что ж рассказывать? — Она характерным жестом провела ладонями по обтянутым пестрым ситцем бедрам. — Я ведь на минуточку всего и заглянула — спросила, не желает ли она молока. Она, правда, ни разу у меня молоко не брала, но я все же так, на всякий случай… — Женщина замолчала и, шумно вздохнув, облизала языком свои накрашенные губы. — Сначала заглянула к Гелию Андриановичу, смотрю, дверь заперта, а машина во дворе стоит. Думаю, значит, где-то неподалеку — поставила молоко возле калитки…

— Вы немного перепутали, Раиса Ивановна, машина у меня в воскресенье в Москве была, вы ее в пятницу видели, — перебил женщину Воскобойников.

— Ах да! — Женщина задумалась. — Пожалуй, что так. Точно, машины не было, но остальное я помню хорошо.

В разговор вступил Поздняков:

— Да не волнуйтесь вы, Раиса Ивановна, я не из милиции, протокола составлять не собираюсь. Можете мне все как есть спокойно рассказывать.

— Да я не знаю, — она часто замигала карими глазами, — там ведь ничего особенного не было. А что, разве она не ночью… умерла?

— Ночью, — подтвердил Поздняков. — Просто мы пытаемся восстановить весь тот день.

— Вы думаете, что ее кто-то тово? — в глазах Раисы Ивановны вспыхнул неподдельный интерес. Проснувшийся зверек любопытства требовал пищи, а задача Позднякова состояла в том, чтобы утолить этот голод, в то же время не сказав ничего лишнего.

— Думаю, что компетентные органы во всем разберутся, — туманно заметил Николай Степанович. — Я же лицо неофициальное, просто давний друг Ларисы Петровны, и пытаюсь понять, что могло ее толкнуть на столь отчаянный шаг.

— Ну раз так… — протянула она разочарованно, и жадные огоньки в ее глазах медленно погасли.

— Итак, вы зашли к Ларисе Кривцовой предложить ей молоко… — напомнил Поздняков.

— Ну, зашла, — начала женщина уже будничным голосом. — Точнее, не совсем зашла, заглянула скорее… Калитка была открыта, я спрашиваю: «Молочка не желаете?» А она сидела на террасе за столиком, подперев голову рукой. Лицо у нее было грустное. Рядом с ней стояла женщина в синем брючном костюме, в косынке, такая модная. Когда я, значит, спросила насчет молока, Лариса Петровна обернулась и сказала в расстройстве: «Ну кто там еще по мою душу?» Я опять про молоко, а она ответила совсем как вы: «Не пью молока». Ну я развернулась и пошла прочь. Вот и все.

— А женщину эту вы можете описать поподробнее?

— Которая в брючном костюме?

— Именно.

— Молодая, высокая, повыше Ларисы Петровны, я думаю, волосы каштановые, до плеч — из-под косынки видны были, — лицо не очень-то рассмотрела, она только разок повернулась ко мне… Да, на ней были черные очки.

— А может, вы что-нибудь услышали из их разговора?

Женщина наверняка что-то слышала, но, видимо, не решалась в этом признаться.