Уйти красиво и с деньгами

Надя Хлопова была местная героиня, молоденькая нетская учительница. В конце 1905 года она стреляла в казачьего офицера Драникова, который сек забастовщиков с мыловаренного завода. Скандал был страшный, но кончился мирно: Драников, которого ни одна Надина пуля не взяла, отсиделся на гауптвахте, а Надю оправдали присяжные. Она некоторое время побыла чем-то вроде местной иконы – до тех пор, пока не вышла замуж за заводчика Савватеева и не укатила с ним куда-то на юг. Но ее долго помнили. Даже продавали ее карточки в шубке, с муфтой у щеки, в маленькой шапочке, надвинутой на строгие союзные брови.

– Может, это все-таки не террористы, – задумчиво проговорил Ваня Рянгин. – Надо бы еще разок туда сходить и разузнать хорошенько.

Его серьезное лицо теперь ясно проступало из поредевшей тьмы. Лиза испуганно уткнулась в мятую сирень. Неужели он снова отправится ночью на кладбище, к склепу, в котором горит огонь и неизвестно кто переговаривается?

– Итак, завтра снова туда? – бодро спросил Володька.

– Завтра, может, еще рано. Надо сначала разобраться с уликой, – ответил Ваня.

– С какой уликой? – удивилась Мурочка.

– Ну вот, Рянгин, проболтался! Мы вообще-то решили лишнего вам не говорить, – значительно объявил Вова. – Дело сложное и, скорее всего, опасное. Хотя… Может, все-таки покажем? Вдруг они нас просветят, что мы нашли. Вещица-то определенно дамская!

Ваня пожал плечами и достал из кармана что-то небольшое, но длинное, вершка в полтора. Лиза взяла вещицу, повертела в руках.

– Это шпилька для волос, – сказала она удивленно.

– Ага! Что еще раз подтверждает, что в шайке есть женщина! – торжествовал Володька.

– И женщина достаточно элегантная, раз носит в прическе такое, – добавила Мурочка.

Шпилька в самом деле была необыкновенная. Сделанная в виде павлиньего пера, она заканчивалась ажурным лепестком с камушками. Камни-то, возможно, были и ненастоящие, но работа тончайшая и очень модная.

– Где вы эту прелесть взяли? – спросила Лиза.

– Нашли на второй ступеньке склепа, – ответил Иван.

– Мы искали какие-нибудь следы, чтобы их измерить, – таинственным голосом сообщил Володька. – Потом мы стали бы присматриваться к обуви нетских обывателей…

– Которых тридцать с лишком тысяч? – засмеялась Мурочка. – Вы что, гонялись бы за ними и просили подошвы показать? Как в сказке про Золушку?

Ваня заметно покраснел.

– И потом, откуда сейчас следы возьмутся? – не унималась язвительная Мурочка. – Дождя-то три недели не было. Если только террористы не наступили в какую-нибудь гадость…

– Ты, Мура, все понимаешь буквально! – вспылил Вова. – А я, наоборот, выразился фигурально. Мы искали всякие следы: ног, рук. А еще окурки, сигарный пепел, оброненные записки, забытые перчатки или шляпы. Ты что, книжек не читаешь? На месте преступления всегда такого добра полно. Только нам ничего подходящего, к сожалению, не подвернулось. Зато мы нашли эту шпильку!

– Может, ее еще днем кто-то обронил? – спросила Лиза.

– Исключено! – отрезал Володька. – Вечером вокруг богатых могил всегда сторож подметает. Он не мог не заметить такую блестящую штуку. А то, что мы ночью на ступеньке ее нашли, о чем говорит?

– Ну, и о чем же? – фыркнула Мурочка.

– О том, что дама, ее обронившая, присутствовала на сходке. Она из склепа выходила, голову наклонила – свод-то там низкий! – шпилька и вывалилась из прически. Логично?

Мурочка не нашлась что ответить.

– Надо все это выяснить, – сказал Ваня Рянгин. – Если уж что-то меня задело, я не отступлю, до конца дойду.

Что еще он мог сказать – герой, пловец, знаток косматых мамонтов, бесстрашный посетитель старых кладбищ?

4

Ослепительным утром – белым, сулящим долгий знойный день – Лиза вернулась домой от Фрязиных. В столовой как раз завтракали. Лиза зевала и щурилась на солнечные пятна, которые лежали на скатерти, чашках, салфетках. Теткин начищенный кофейник сиял нестерпимо.

Лиза съела булку с маслом, напилась чаю и ушла к себе с неизменной мадам де Сегюр под мышкой. С порога она бросилась на свою кровать, такую же беленькую, как у Мурочки. Нетронутая постель была прохладной, гладкой, вчерашней. Заснула Лиза мгновенно.

Когда она открыла глаза, было уже поздно – пожалуй, часа три. Зловредное солнце перебралось из столовой в Лизину комнату и накалило белые занавески. Они пылали жаром, а в оплошно оставленную между ними щель пробрался огненный луч и начал греть и жечь ту часть Лизиной головы, которая оказалась ему подвластна. Ухо, глаз и половина щеки горели, будто их натерли горчицей.

Лиза моргнула полуослепшим глазом и передвинулась на теневую часть подушки, блаженно прохладную. Не сразу удалось вспомнить, что же такое странное и интересное было вчера. А ведь что-то было!

Вспоминать мешали голоса в соседней гардеробной. Переговаривались бывшая Лизина няня Артемьевна, которая вела теперь у Одинцовых хозяйство, и девушка Матреша, полукухарка-полугорничная. Обе они возились у шкафов, копошились в тряпье – должно быть, выбирали шерстяное для просушки во дворе. Это был ежегодный обычай в дни, когда устанавливалась жарища.