Уйти нельзя остаться

– Мне уже давно никто не звонит ради «ничего». Я работаю в мэрии Москвы и прекрасно знаю, что стоит за вашими «ничего». Все друзья, подруги, бывшие соседи, друзья подруг и друзья соседей – все меня вдруг вспомнили. У всех потрясающая память. Знакомые чуть не с ясельного возраста мне звонят и рассказывают про ностальгию. Так что не крутите, Валерия. Говорите, что вам нужно. Если смогу, то помогу, но не обещаю. Все будет зависеть от того, в чем суть вашей просьбы.

– Послушайте, Света… – Лера вынужденно перешла на «вы» – тон бывшей одноклассницы никак не располагал к дружеским интонациям. – Вы чего-то не поняли! Я уже двадцать с лишним лет живу в Америке, в США, понимаете? А не в Москве! И ничего от мэрии Москвы мне по определению не может быть нужно! Я хотела разыскать школьных друзей, вот и все!

– Мы с вами подругами не были.

– Разумеется. Но, возможно, у вас сохранились контакты с кем-то из нашего класса?

– В этом я вряд ли смогу вам помочь.

– Вы ни с кем не общаетесь?

– Нет, – отрезала Света.

– Но вы же только что сказали, что все вас вспомнили и звонили…

– Кто-то из них мне звонил, уже не помню кто, и у меня нет их номеров. Успехов вам в ностальгии! – закончила она с легкой издевкой и повесила трубку.

…Надо же, Света, Светка Погодина, серая троечница, списывавшая сочинения у Леры, – нынче она важная персона! Работать в мэрии Москвы – это, наверное, круто? Ну да, судя по тому, как она задирает нос. От нее, видимо, многое зависит нынче…

Лера испытала вдруг облегчение оттого, что давно не живет здесь и что ей не нужно заискивать перед бывшей одноклассницей в надежде вымолить (или выкупить?) у нее какие-то неведомые блага.

На мгновение остро захотелось назад, домой, в Америку. Там тоже нередко приходится выбивать и настаивать, но потому, что у тебя есть права , которые не соблюдает какой-то чиновник. А вовсе не потому, что ты ищешь милости забытой одноклассницы…

* * *

М-да… Не так, совсем не так представляла себе Лера возвращение на родину! Похоже, ее сантименты тут мало кто способен разделить.

Сантименты . Это, кажется, несколько ироническое название чувств? Ее русский язык несколько сузился за годы жизни в Америке…

Когда в восемнадцать лет она встретилась с американцем – роман развивался бурно и быстро закончился свадьбой, – она с радостью уехала из СССР. Она ненавидела этот строй, эту систему. Ее родители постоянно слушали «Голос Америки», тихо диссидентствуя на кухне. Она с детства впитала остро-критическое отношение к советской власти, она читала в полуистертых слепых копиях Солженицына и Венечку Ерофеева, Аксенова и Бродского, запрещенных и опальных. Тогда еще опальных, хотя продлилось это недолго. Вскоре шарахнула перестройка, и она, уже в Америке, не отрывалась от новостей, в которых в ту пору говорили на редкость много о Советском Союзе и о Горбачеве. Ей страшно хотелось вернуться в Россию, подышать этим воздухом свободы, поговорить с друзьями, со школьными друзьями, других она завести не успела, уехав в неполные девятнадцать лет…

Но к тому времени им уже удалось перетащить ее родителей в Штаты, и с Россией ее больше ничего не связывало. Дети родились там, в Америке. Куда ехать, к кому? Переписку с подругами она не вела – когда она уезжала, в СССР еще косо смотрели на связи с иностранцами, и Лера не хотела создавать проблемы подругам. А потом возобновлять утраченные отношения было неловко и ни к чему…

Наступили девяностые, и Леру снова стало воротить от того, что происходило на родине. А происходили там немыслимые, жуткие вещи: там постоянно убивали людей, там новорожденную демократию использовали только для того, чтобы воровать в масштабах государства! Вся помощь, которую посылала в Россию Америка и другие западные страны, растекалась по карманам коррумпированных высокопоставленных чиновников, а низший чиновничий эшелон изводил население страны непомерными взятками… Все это было отвратительно, и Лера снова порадовалась тому, что уехала из этой гиблой страны с ее гиблым, развращенным большевиками менталитетом.

Меж тем ее политические взгляды, исполненные праведного гнева, оказались недостаточным основанием для того, чтобы обрести счастье в чужой стране. Лера так и не привыкла к Америке: слишком многое в этой стране вызывало ее нравственное отторжение. Вот и вышло, что зависла она душой между двумя странами. Россию она любила, но при этом категорически осуждала, а Америку не любила, хотя, конечно, в политическом отношении эта страна была куда более демократичной и развитой…