Уйти нельзя вернуться

Матвей отводит взгляд, мышцы его лица напряжены, а под кожей ходят желваки. Он всегда такой: строгий и немногословный, но именно эта его умеренная жёсткость нравилась мне больше всего. Тем более, со мной он умудрялся быть нежным.

– Это касается твоего деда, – выдаёт, наконец.

Думает, я совсем глупая. Хотя, в чём-то, он, конечно, прав.

– Ты серьёзно? – истеричный смешок против воли вырывается из груди. – Мой дед дни доживал в съёмной квартире, даже собственной дочке оказался не нужен, а ты говоришь о каком-то наследстве?

– Я не лгу – отвечает с лёгкой тенью обиды. – Он оставил для тебя кое-что.

Глава 3

– Твой дед, Тропинин Степан Михайлович, был одним из акционеров фирмы отца, – огорошивает муж.

Он продолжает держать ручку моего чемодана и смотрит на меня исподлобья. Густые чёрные брови слегка сведены к переносице, а нижняя губа слегка оттопырена – ему не нравится весь этот разговор.

– Допустим, – киваю, старательно демонстрируя холодное пренебрежение в каждом движении. – Его не стало пять месяцев назад. Я, конечно, не сильна во всей этой законодательной системе, но мне всё же кажется странным, что никто мне не сообщил о завещании.

Поправляю снуд на голове, потому что неожиданный порыв ветра пытается его сорвать. Холод забирается под одежду, и я непроизвольно вздрагиваю.

Смотрю на мужа, который стоит в одном широко распахнутом пиджаке. В очередной раз ловлю себя на мысли, что хочу сделать шаг в сторону Матвея и застегнуть пуговицы на его одежде, чтобы защитить любимого от холода.

– У моего отца есть связи, – констатирует очевидное, – ты бы всё узнала, когда пришло время.

Ещё один пронизывающий взгляд чёрных, как сама ночь, глаз, и дрожь по телу проносится новой волной. Издаю очередной нервный смешок, как защитную реакцию от гипнотической силы, которая исходит от этого мужчины.

– А что потом? А Левин? Что потом? Вы бы меня убили вместе с твоим папашей и прикопали где-нибудь в лесочке, да? – голос срывается, и я издаю всхлип. Непроизвольно, потому что это самое последнее, что я хотела бы сделать.

– Не говори ерунды, – отвечает таким тоном, словно на сто процентов уверен в своей правоте. – Никто бы тебя и пальцем не тронул, тем более…

Он замолкает, а на лице чётко читается печать раздумья. Матвей не знает, стоит ли мне рассказывать ещё что-то.

– Не тронул бы, говоришь? – горькая обида отравляет душу, и я понимаю, что хочу узнать ещё кое-что. – Но ты меня тронул, и не только пальцем!

От сказанной фразы жар мгновенно приливает к щекам, а сердце бьётся о рёбра.

– Как с этим быть? – теперь я ловлю его взгляд, но Матвей отворачивается.

Он опускает мой чемодан на тротуарную плитку и складывает руки в карманы брюк. Смотрит куда-то вдаль, возможно, на снег, который поднимается с земли усилием ветра и заводит хоровод их миллионов снежинок.

– Скажи, – хриплю, с трудом сдерживая обиду, – тебе было противно… со мной, да?

Просто я не могу себе представить, насколько хорошим актёром нужно быть, чтобы жениться на нелюбимой девушке ради выгоды.

Матвей резко поворачивает голову, а его потухший взгляд загорается с новой силой.

– Это не так, – он как всегда не многословен, и меня впервые начинает это раздражать.

Раньше мы замечательно проводили вместе дни и вечера. Я много разговаривала, а он называл меня щебетуньей, сажал к себе на колени и внимательно слушал. О лучшем собеседнике можно было только мечтать, и я не верила своему счастью. Ведь у меня появился супруг, любовник, и друг в одном лице.

А теперь…

А теперь я беру чемодан за ручку и, не говоря больше ни слова, ухожу от Левина. Я чувствую, как горячий взгляд оставляет ожоги на моей спине, но прикладываю просто титанические усилия, чтобы не обернуться.

Спустя час город уже полностью погружается во тьму, и на улицах загораются фонари. В их жёлтом тёплом свете снежинки устраивают танцы, и кажется, будто это не снег, а замёрзшие насекомые ищут источник тепла и тянутся к нему своими хрупкими тельцами.

Мне кажется, что я, словно одна из этих снежинок, наслаждалась лучами света, которые меня ласкали, но в следующий миг потеряла ориентир.

Добравшись до автовокзала, я покупаю билет в кассе и сажусь в автобус. За последние несколько месяцев я отвыкла от общественного транспорта, потому что либо всегда ездила с Матвеем, либо на такси.

А ведь совсем недавно моя жизнь была другой. Я жила в пригороде, в однокомнатной квартире вместе с матерью, и мы едва сводили концы с концами.

Отец оставил нас, когда мне было десять, но я его больше не видела и помню очень смутно. Знаю только, что мать подала на алименты, которые исправно приходили каждый месяц. На эти средства мы и жили, потому что мама никогда не работала, утверждая, что мечтала совершенно о другой жизни.

Когда я окончила школу, то поняла, что поступить на бюджетное место в университет не смогу. Нет, я неплохо училась в школе, нормально сдала экзамены, но конкурс в этом году был такой, что даже не все отличники тянули.