Уютная голова

Никто уже не мог плакать. Устала. Как устала слышать от всех вокруг какая я не такая.

– Это ещё почему? – вздернула нос Фрея, – плюшевый крокодил решил построить из себя обиженку? Ха! Вспоминая ваше с Реджи «общение», ты должна была стать насквозь переобиженной! И ничего, живая вроде и даже спокойно сидишь.

Я поджала губы.

– Я ветренная? – вырвалось у меня.

Лицо девушки вытягивалось с минуту.

– Он назвал тебя… родная система! Серьёзно? – она встряхнула головой, – погоди, – хихикнула, – тебя? Ха-ха! Тебя?! Ветренной! – ее хохот разлетелся по парку, – по какому такому параметру он это разглядывал? Я не могу…

Тинго её реакция не понравилась – он же не понимал по какой причине смех от неё, пока я грустно молчу.

– Что-то плохое случилось? – на соголдском спросил у меня парень, – Эрн, если что в комнате наверху. Он поможет разобраться, – кивок, – он к тебе явно неравнодушен.

Я помотала головой.

– Ничего не хочу, – встала на ноги и решила подняться на наш этаж.

– Сегодня ещё одно интервью, – напомнила Фрея, – остались только Тандемы Онни и Оза-невроза. Может останешься с нами? Посидим вместе, поржём над ними.

Только мотнула головой и скрылась за дверью общежития, понуро печатая Мел всё, что я сейчас ощущала. Странное чувство – параллельно всей ситуации с капитаном в груди росла взволнованность из-за того, что я и в самом деле отдалялась от Фреи. До истории с Реджи она была самым близким для меня человеком, а после будто что-то оборвалось. Мелани же расставила все по местам, разграничила. Словно та девочка, что росла в Берлингской школе погибла полгода назад, а взамен нее пришла я – с попытками взвешенных решений, пониманием жизни иначе, чем раньше и с другими жизненными приоритетами. И Мел тоже не была доброй, как Фрея, однако она была более понимающей, спокойной и не вредящей – Фрея же осталась на пороге той жизни, зависнув в своем насмешливом и грубом коконе из лжи, насмешек и горечи.

И как бы ни было тяжело, но отпускать её я не хотела. Будто я могла ещё вернуться в тот жестокий розовый и совершенно пластиковый мир, где куковали мы обе, распыляя чёрную грязь.

– «Грегори Энгель Джеральд-Ормега, – произнёс мой телефон голосом ведущего, пока я падала на свою кровать под одеяло, хватая мягкого Десмонда и вжимая нос в его бочок, пропахший моей комнатой дома, – наследник сразу двух непомерно тираничных родителей. Начнем без особых предисловий: когда мы подбирались к данному юноше, у каждого из команды репортеров была только одна мысль – мы не сможем узнать и зерна о том, кто в будущем встанет во главе всем известной Ормега-групп. Однако! Мы добились успеха с обоими родителями Грегори, имея ввиду, что сенатор Джеральд, с коим сейчас проживает его старший сын, дал полное согласие на видео сьемку в поместье, – ведущий перешел с одной стороны дороги на другую, позволяя разглядеть впечатляющий особняк за его спиной, – история двух родов насчитывает несколько сотен лет, когда великая Костна только была основана. Да, вы не ослышались – оба семейства были основателями нашего государства. Только представьте, что все эти годы ни один из членов родов не находился в браке с другим, что в высших кругах совершенно немыслимо! И, – он хихикнул, – я вам расскажу почему, – кивок, – родители милого Грегори познакомились в школе. Как и большинство семей столицы. Дальше тоже без происшествий, свадьба, брак, рождение первого сына, а вот после… по данным сводки системы сенатор Джеральд подавал заявление на развод пятьдесят три раза, каждый из которых менял причину на более действенную. Итог нам всем ясен заранее – наличие ребенка автоматически ставит запрет на развод. На этом история не заканчивается, потому как разъехавшиеся по разным домам на одной улице чета Джеральд-Ормега неожиданно родили второго сына, вызвав всплеск общественности и… нет, не сойдясь в сожительстве заново, просто подтвердив брак второй раз. Что вы скажете на это? А если я добавлю ко всему прочему то, что властная и непримиримая глава Ормега-групп настолько опостылела юному Грегори, что тот предпочел по суду перебраться к отцу, крайне плохо отнесшемуся к переезду сына? – диктор тяжело вздохнул, – так мы и добрались до печальной развязки, где двадцатиоднолетний Грегори остается под попечением деспотичного отца и давлением не отстающей матери. Вы спросите, как я так всех рассудил? Пройдёмте со мной в поместье, где нам милостиво показали комнату главного наследника многомиллионного капитала. И не одного!».

Широкое мраморное крыльцо, каменная дорожка к нему и витражные трехметровые двери во всю стену шириной. Именно из них вышел на улицу высокий светловолосый мужчина в костюме.

– «Добрый день, сенатор Джеральд, – ведущий, – мы записывались на три часа. Мы журналисты Фратрии, которые хотели бы узнать о вашем сыне…».

– «Я тороплюсь, – только и ответил шагающий к подъезжающей четырехместке мужчина, – делайте, что хотите. Спросите всё у управляющей, и не донимайте меня».