Уютная, родная, сводная (СИ)

Быстро оплатив счёт, Марк вышел на мороз. Минус тридцать должны были остудить его. Кто, в самом деле, может испытывать возбуждение в такую холодрыгу, стоя без шапки и в тонкой обуви - покупки были благополучно убраны в пакеты и дожидались своей участи на заднем сиденье вольво. Катерина подошла и неуверенно потопталась рядом. Организм Марка, словно это возможно ещё больше,

приветствовал близость женщины, пришлось даже незаметно прижать парня в штанах, потому что он начинал мешать не только мыслить, но и идти. Кое-как добравшись до машины, включив зажигание, Марк смотрел на свет фар в темнеющем пространстве перед лобовым стеклом и начинающие закручиваться в воронки света хлопья снега. Дворники пробежались по стеклу, очищая вид, но снег быстро ложился на стекло, не успевая таять - снова попадал под дворник. - Откуда ты знаешь его? - услышал Катерину. - Владюшу? - поднял бровь, но не повернулся,

так и смотрел на лобовое стекло. - Владлена. - Друг отца оказался, приходил вчера с женой. - С этой жабой?! - Да, с ней, - он резко развернулся. - Катерин, ты только не говори, что у тебя любовь с этим уродом, а! - Что? Нет! - А раз «нет» - откуда ревность? Марк бы с радостью послушал ответ на этот вопрос, но про себя - откуда у него эта ревность? Почему ему настолько противно, даже физически, понимать,

что буквально несколько дней назад... дурдом какой-то! - Нету никакой ревности, -

насупилась, ноздри дёргаются, губы обиженно скривились. - Просто гадко всё это!

- Обыкновенно, - соврал Марк. - Такая жизнь. Машина тронулась, и они отъехали от стоянки, только для того, чтобы остановиться метров через десять, Марку потянуть на себя Катю, расстёгивая шубу, нырнуть одной рукой под дорогой мех, а второй - в волосы Катюшки. Руки Катерины пробежались по лицу Марка, очертили контур губ, и он не выдержал, простонал. Губы Катерины были мягкие, выпуклость на верхней губе, до которой дотронулся кончик языка Марка - с сухой кожицей,

обветрила губки Катя... Марк два раза вздохнул, ощущая запах малины, забытый вкус, непередаваемый, и провёл ещё раз языком по верхней губе, чувствуя, как

Катерина раскрывает губы, и её язык отвечает тем же. Он ощущал себя гурманом и блюдом одновременно. Он пробовал, его пробовали, смаковали, не желая двинуться дальше, стоя на этой грани, балансируя на ней и получая от этого какое-то мазохистское удовольствие. Почувствовал, как ноготочки Катерины легко царапают затылок Марка, она всегда так делала, когда целовала его, почувствовал каждый миллиметр между губами, и как эти миллиметры таяли, ощутил начало поцелуя -

отчего-то робкого, какого-то деликатного, нежного, уютного. Самый уютный поцелуй за всю жизнь Марка... самый уютный поцелуй, который состоялся у него в тридцать лет, сидя в автомобиле на обочине дороги с самой уютной девушкой,

которую только могла создать природа, с самой уютной улыбкой. - Пока, - Катерина быстро засобиралась, когда Марк подъехал к её подъезду. Всю дорогу они нервно молчали, только иногда Марк давил на тормоз, вольво послушно вставала у обочины, а губы двоих послушно встречались. - Катерина? - он растерял слова,

знал, что надо сказать, но не мог выдавить из себя и слова. - Нет, - она его поняла, -

не надо, Марик. - Почему? - Не надо, просто не надо. - Не говори, что хранишь верность этому дерьму, Владлену, - начал заводиться. Господи, да он мизинца не стоит Катерининого, одного вздоха рядом с ней, аромата малины и чернющих глаз.

Его рот, как помойка, источающий гадости, не стоил Катюшки. - Нет, да, я не знаю.

- Катя, - он успел догнать её. - Позвони мне, позвони, и я сразу приду. - Он целовал её долго, стоя под фонарём, а над ними кружился снег, мимо проходили люди, гдето лаяли собаки, кричали дети, а Марк целовал Катерину и не слышал ничего,

кроме своего гудящего, как паровой двигатель, сердца. Ууууффф - в ушах и душе.

Катерина забежала в подъезд, и Марк подождал, когда включится свет в её окнах,

потом он смотрел на эти окна и всё ждал, когда она позвонит... не позвонила.

Бесцельно пропетляв по ночному городку, длинной дорогой, Марк всё же вернулся в дом отца, где свет горел только на кухне. Почему-то захотелось, чтобы кто-то ждал его, именно его. Чтобы свет горел для него. Лично. Марк даже постоял под горячим душем, но сон так и не шёл, хотел было спуститься вниз, в бар, и выпить чего-нибудь горячительного, да передумал, перевернулся на живот и уставился на стену. Завитушки, крендельки и цветочки в стиле барокко на обоях занимали его какое-то время, но сна так и не было. А вот мысли были... Всё смешалось в голове,

перепуталось, прошлое и настоящее, о будущем Марк не думал. Воспоминания о той Катюшке, её доверчивых прикосновениях - не касалась, а тайну ведала и делилась ею. Воспоминания о Катерине сегодняшней, как ей шло  платье, как топталась на заснеженной дорожке у музея, переминаясь каблуками в снегу,

прятала руки в карманах. Воспоминания о её поцелуях, с ума сойти! Просто поцелуи, а у Марка душа не на месте, сердце несётся галопом, во весь опор... Рука,