Ух и друзья

Скоро записка была окончена. Волчонок сложил её конвертиком и надписал: «Кролику Морковкину в собственные руки. Очень просим передать!» Засунул письмо в бутылку, заткнул её пробкой. Подошёл к окну, выходящему на Быстрый Ручей, открыл ставни, выглянул наружу и отпрянул. И с этой стороны дома стояли два инопланетянина. И чего им надо? Глаза бы на них не глядели!

– Слишком далеко, – огорчённо прищёлкнул языком Архимед Кузьмич.

– По-моему, наоборот, слишком близко.

– Я про Быстрый Ручей. Не докинуть нам до него бутылку, не долетит.

Ух в отчаянии обессиленно опустился на щелястый пол.

Пифагоров же бросился к противоположному окну, у которого стояла паровая катапульта. Поднатужившись, он стал тащить её через комнату. Мигом оценив план изобретателя, волчонок присоединился к Архимеду Кузьмичу.

– Благодарю! – отдуваясь, просипел тот голосом, севшим от усилий.

Катапульту благополучно перетащили и нацелили на ручей. Пифагоров вложил бутылку с письмом в снарядоприёмник и до упора открутил вентиль подачи пара. Котелок радостно присвистнул. Пли! Бутылка вылетела из дула катапульты, описала крутую дугу и, разбрасывая брызги, плюхнулась прямо в середину ручья. Течение понесло её вперёд, к заводи у Старого Логова, к Кролику Морковкину, которому предстояло прочесть вот что:

Внимание! Мы нуждаемся в помощи! Это я, Ух. Да забудь ты, наконец, про ту историю с Большой Черёмухой. Я ведь тогда не со зла, а так, для тренировки. Пойди к холму, который около заболоченной поляны. На склоне возле обгоревшей ольхи найдёшь небольшую пещеру, вроде норы. Заберись туда. Внутри увидишь микрофон, наушник и стальной рычаг. Дёрни за него. Я услышу твой вызов на другом конце туннелефона, потому что это туннелефон, но о нём – никому ни слова. Так мы наладим связь. Когда я отвечу, переведи рычаг в прежнее положение. Говори в микрофон, а наушник прижимай к уху.

Ух

P. S. Заранее спасибо тебе, Морковкин!

Глава двенадцатая Ожидание связи

Настало время ждать. Изобретатель и Ух разлили по чашкам остатки клюквенного сока, выпили за успех операции.

– Расспроси Пифагорова, где он проводил эксперименты с плодоувеличителем, – посоветовал волчонку Внутренний Голос.

– Архимед Кузьмич, – начал было Ух, но тот уже решительно поднялся со стула:

– Пора! Пойдём в мастерскую, посмотрим, всё ли там готово для сеанса связи.

В каморке царил невообразимый кавардак. Всё валялось на полу и верстаках в полном беспорядке. Грамота с надписью «Автору-рационализатору» поблескивала разбитым стеклом, лёжа у порога. Среди всего этого безобразия весело и бестолково топотали, нахально размахивая шнурками, ТС (туфли-самоходы). Раз – шажок, и два – шажок, и три шажок. Они кружились в ритме быстрого вальса, и всё-таки никакого разумного алгоритма в их движении обнаружить было невозможно. Перепуганная кукушка жалась, нахохлившись, к прутьям своей клетки, прикрыв в отчаянии глаза.

– Тс-с! – цыкнул на расшалившиеся ботинки Архимед Кузьмич. – А ну-ка, по местам!

В ответ левый наступил на упавшую электрическую лампочку, и она со звоном лопнула. Правый поддал носком жестянку с мелкими гвоздиками; струи металлического ливня прошли по каморке: дзинь-дзинь-дзинь.

Бесчинству самоходов необходимо было положить конец. О какой связи может идти речь, если всё падает, сыплется, лопается и разлетается? В такой обстановке никто ничего не расслышит и не разберёт!

– Ловим! – скомандовал Архимед Кузьмич. – Правый – мой, левый – твой! Пошли!

Ух бросился к своему самоходу. Тот забрался на шкаф и, крутанувшись на каблуке, сбросил сверху на темечко волчонка тяжёлую железную банку. Волчонок растянулся на полу, повернул голову и глаза в глаза встретился с печальным взором Архимеда Кузьмича, лежавшего рядом. Борьба изобретателя с правым тоже окончилась поражением.

– В прошлый раз, – припомнил Пифагоров, – я брал их на приманку. Оказалось, они на обувной крем хорошо идут. Да где его сейчас найдёшь?

– Тут, – прошептал Ух. – Если только на крышке правда написана.

Банка, повергшая волчонка в горизонтальное положение, валялась между преследователями-неудачниками. Наклейка гласила: «Гуталин коричневый». Обрадованный Пифагоров набрал в пальцы немного обувной мази и протянул руку в сторону одного из самоходов. Тот даже ушком не повёл. Архимед Кузьмич отёр пальцы о штанину и сел на полу: