Ухищрения и вожделения

— Мы почти не разговаривали. Я уже легла спать; я понимала; я должна делать все, как всегда, не должна его дожидаться. Он вошел ко мне в комнату и сказал, что Хилари умерла и как она умерла. Я спросила: «Свистун?», а он ответил: «Полиция считает, что нет. Свистун умер до того, как ее убили». И ушел. Я думаю, ни один из нас не мог тогда вынести присутствия другого — самый воздух вокруг нас был тяжелым от наших невысказанных мыслей. Но я сделала то, что должна была сделать, и не жалею об этом. Он получил эту должность. И никто теперь не сможет ее у него отобрать, его ведь уже утвердили. Его не могут снять из-за того, что его сестра — убийца.

— А если выяснится, почему вы это сделали?

— Не выяснится. Только два человека знают это, а я не сказала бы вам ничего, если бы не могла вам доверять. Ну а если без пафоса, я сомневаюсь, что они поверили бы вам без подтверждения со стороны другого свидетеля; а Тоби Гледхилл и Хилари Робартс — единственные, кто мог бы это подтвердить, — оба мертвы. — Минуту спустя она сказала: — Вы сделали бы то же самое ради Мартина.

— О нет. Нет. Нет!

— Не так, как я. Я не могу представить себе, как вам удалось бы применить физическую силу. Но когда он тонул, если бы вы могли оказаться на берегу той реки и обладали властью решать, кому из них умереть, а кому жить, разве вы поколебались бы?

— Нет, разумеется, нет. Но это ведь было бы совсем другое. Ведь не я бы задумала эту гибель, не я хотела бы этого.

— Ну а если бы вам сказали, что миллионам людей грозила бы гораздо меньшая опасность, если бы Алекс получил пост, который он больше всех достоин получить, работу, которую лучше всех способен делать, но ценой жизни одной женщины, вы поколебались бы тогда? Я стояла именно перед таким выбором. Не пытайтесь уклониться, Мэг. Я не пыталась.

— Но убийство! Как может оно помочь хоть что-то решить? Такого еще не бывало.

Элис ответила с неожиданной страстностью:

— Еще как может! И решает! Вы же преподавали историю, не правда ли? Не может быть, чтобы вы этого не знали.

Мэг чувствовала себя совершенно изможденной от усталости и боли. Ей хотелось, чтобы разговор этот наконец закончился. Но это было невозможно. Слишком многое еще нужно было сказать. Она спросила:

— А что вы теперь собираетесь делать?

— Это зависит от вас.

Однако ужас и невозможность поверить в происходящее помогли Мэг обрести мужество. Больше чем мужество — властность. И она ответила:

— О нет. Вовсе нет. Такой ответственности я не собиралась брать на себя. Мне это ни к чему.

— Но вы не можете от нее уклониться. Вы знаете то, что знаете. Позвоните главному инспектору Рикардсу. Прямо отсюда.

Мэг не двинулась с места. Увидев, что она не собирается никуда звонить, Элис сказала:

— Надеюсь, вы не собираетесь сыграть по Форстеру?^[75] Это ведь у него сказано: «Если бы я должен был выбрать, кого предать — родину или друга, надеюсь, у меня хватило бы мужества предать родину».

— Это — одно из тех остроумных замечаний, которые, если вдуматься, либо ничего не означают, либо оказываются невероятно глупыми, — ответила Мэг.

— Мэг, не забывайте, — сказала Элис, — что бы вы теперь ни сделали, ее уже не вернуть. У вас довольно широкий выбор, но это все равно невозможно. Человеческому «я» так льстит, если мы добиваемся истины, — спросите у Адама Дэлглиша. Еще больше льстит человеческому тщеславию, если мы воображаем, что можем отплатить за невинных, вернуть прошлое, восстановить справедливость. Но мы не можем. Мертвые мертвы, их не воскресишь. Все, что мы можем сделать, это повредить живым во имя справедливости, ради расплаты или мести. Если это может доставить вам удовлетворение, сделайте это, только не считайте, что вы совершаете добродетельный поступок. Что бы вы ни решили, я знаю: вы не отступитесь от принятого решения. Я верю вам и полностью вам доверяюсь.

Взглянув в лицо Элис, Мэг увидела, что устремленный на нее взгляд был серьезен и чуть ироничен; казалось, ей брошен вызов. Но мольбы в этом взгляде не было.

— Вам нужно время подумать? — спросила Элис.

— Нет. Нет смысла тянуть время. Я знаю теперь, что мне нужно делать. Я должна сказать об этом. Но мне хотелось бы, чтобы это сделали вы.

— Тогда дайте мне время до завтра. Как только я заявлю об этом, у меня уже не будет возможности для личных дел. А мне нужно здесь кое-что закончить. Корректура, всякие финансовые дела. И мне хотелось бы иметь еще двенадцать часов свободы. Я не имею права просить о большем, но об этом мне хотелось бы попросить.

— Но ведь, когда вы признаетесь, вам придется объяснить причину, привести мотив, что-то такое, чему они поверят, — сказала Мэг.