Ухищрения и вожделения

— Ну, хорошо, я неточно выразился. Пожалуйста, рожай ребенка, если тебе так этого хочется. Я буду рад за тебя и счастлив, если только ты не пожелаешь, чтобы я его признал. Но сейчас мы с тобой говорим о Нийле Паско и НПА. Нам стоило немалых, трудов установить добрые отношения с местными жителями, и я не хочу, чтобы все эти усилия пошли насмарку из-за никому не нужного судебного процесса. Тем более что скоро начнется работа по установке нового реактора.

— Ну что ж, тогда попытайся этому помешать. И, раз уж мы заговорили об отношениях с местным населением, почему же ты не упоминаешь Райана Блэйни и Скаддерс-коттедж? Между прочим, мой собственный коттедж, если ты случайно забыл об этом. Что, как ты полагаешь, я должна предпринять по этому поводу? Передать дом ему и его отпрыскам в бесплатное пользование в интересах сохранения хороших отношений с населением?

— Хилари, это же совсем другое дело. Как директора, оно меня совершенно не касается. Но если ты хочешь знать мое мнение, я думаю, что неразумно пытаться выгнать его из дому всего лишь потому, что ты имеешь для этого юридические основания. Он ведь регулярно платит арендную плату, не правда ли? Тем более что этот коттедж тебе на самом деле не очень-то нужен.

— Нет, очень нужен. Он мой. Я его купила, а теперь хочу продать.

Она тяжело опустилась в кресло, и он снова сел напротив нее, усилием воли заставив себя посмотреть ей прямо в глаза. Его огорчило и встревожило то, что он увидел в них больше боли, чем гнева. Он сказал:

— Предполагается, что Блэйни об этом знает и выедет, как только сможет это сделать. Но это ведь нелегко. Он совсем недавно овдовел и остался с четырьмя детьми на руках. Как я понимаю, здесь ему все сочувствуют.

— Вне всякого сомнения. Особенно в «Нашем герое» — это кабак, в котором Райан Блэйни тратит большую часть своего времени и денег. Я не желаю ждать. Мы переезжаем в Лондон через три месяца, и времени на то, чтобы решить проблему с коттеджем, остается не так уж много. Я терпеть не могу оставлять такие дела нерешенными. Мне нужно объявить о продаже дома как можно скорее.

Он понимал — это самый удобный момент, чтобы очень твердо сказать ей: «Может быть, я и переезжаю в Лондон, только без тебя», однако счел это совершенно невозможным. Он уговаривал себя, что уже поздно, что день был долгим и трудным, что конец рабочего дня не самое лучшее время для восприятия разумных доводов. Он и так уже поговорил с ней о деле Паско, и, хоть она прореагировала на его доводы именно так, как он и ожидал, вполне возможно, что она все же поразмыслит над этим и последует его совету. И разумеется, она права насчет Райана Блэйни: это вовсе не его, Алекса, дело. Этот разговор, однако, заставил его гораздо более четко, чем раньше, сформулировать два вывода: он не только не допустит, чтобы она ехала с ним в Лондон, но и не станет рекомендовать ее на должность главного администратора Ларксокенской АЭС. При всех ее деловых качествах, уме и образованности, она не годится для этой работы. На мгновение ему пришло в голову, что он мог бы разыграть именно эту карту как козырную: «Я не предлагаю тебе стать моей женой, но зато предлагаю занять самую высокую должность, на какую ты когда-либо сможешь рассчитывать». Однако он знал, что не станет и пытаться соблазнить ее этим: он не желает оставлять станцию в руках такого администратора. Рано или поздно она все равно узнает, что ей нечего рассчитывать ни на замужество, ни на высокую должность. Но сейчас было не время говорить об этом, и он с грустной насмешкой над самим собой подумал: да когда же оно наступит, это время?

Вместо всего этого он сказал:

— Слушай, мы с тобой руководим работой электростанции, и нам нужно делать это как можно более эффективно и без осложнений. Мы все здесь делаем очень важную и необходимую работу. И конечно же, все мы ей преданы, иначе бы нас здесь не было. Но мы — ученые, инженеры и техники, а вовсе не религиозные фанатики. Не наше дело вести войну за веру.