Ухо

Сел на диване и некоторое время лишь восхищённо водил головой, стараясь рассмотреть каждую деталь своей комнаты, которую уже не мечтал увидеть в свете.

Подошёл Гейтс, заискивающе потерся о мою ногу и капризно мяукнул, требуя еды.

И я почувствовал немыслимое облегчение от того, что все мои бедовые приключения отныне закончилось раз и навсегда!

Эпилог

Прошёл почти год. Месяц выдался вполне удачным — это был месяц отпуска и плюс отгулы, которые мне щедро насыпал Леонид Юрьевич. Правда, никуда с Аллой в отпуск нам не удалось выбраться, но — по очень уважительной причине. И когда наступил тот самый день, в который мы всегда собираемся праздновать день рождения Кольки на его даче — этот день тоже был у меня вполне удачным. Я приехал на машине, но без Аллы — она осталась дома, потому что сыну было всего три недельки. Я обещал ей вернуться к утру, а поэтому пил только минералку. Да и не только поэтому — пить я вообще бросил после тех событий, и за минувший год не брал в рот ничего, крепче пива. Не считая двух рюмок перцовки в Новогоднюю ночь.

Дача Коляныча ничуть не изменилась. Праздновали мы хорошо, дружно. Выпили за Кольку, выпили за нашего с Аллой Антошу, выпили за встречу, за успехи, за то, чтоб чаще встречаться. Веселье накалялось, я уже дважды возил ребят за водкой.

Съели шашлыки, растопили камин, уселись слушать песни. Баранов нежно, по-отечески гладил по голенькому животу новенькую девочку — рыжую подружку Витьки Кольцова. Сам Витька нервно сидел на террасе и играл желваками.

А мне вдруг стало скучно и душно, захотелось пройтись, подышать воздухом. Аккуратно притворив калитку, я прошёл по гравиевой дорожке спящего дачного поселка. Стараясь не разбудить сторожа, приоткрыл чугунные воротца, скрученные проволочкой. Прошёл немного по бетонке и свернул в лес — в том месте, где сворачивал год назад.

В лесу было тихо и торжественно. Я шёл, наслаждаясь тишиной и запахом листьев. Тропинка под ногами ветвилась, терялась, наконец, совсем исчезла. И я увидел ту самую полянку. Она тоже ничуть не изменилась за год. Я постоял с улыбкой, вспоминая, как всё это было.

Вдалеке послышался шумок — это тормозила электричка. Я глянул на часы, нажав подсветку — одиннадцать тридцать две: та самая, последняя. Электричка стихла, и вновь стало слышно, как на полянке тикает саранча.

На щеку сел комар. Я аккуратно хлопнул по щеке и пошевелил пальцами, сбрасывая в траву влажную поломанную тушку.

Электричка заворочалась вдалеке и завыла, набирая обороты. Я решил подождать, пока она стихнет, а затем вернуться на дачу. Электричка исчезала вдали и гудела всё тише, тише, тише, но никак не стихала до конца — я всё напрягал и напрягал слух, и мне все чудилось, что я ещё немного слышу её.

И тогда раздался взрыв. Но я его не услышал — просто вдруг понял, что меня подбросило высоко в воздух, перевернуло, а перед глазами наискосок стремительно несется круглая щербатая луна...

Первое, что я почувствовал, когда пришёл в себя — что лежу на мягком, а вокруг разлит тот самый цветочный запах, который я сразу узнал. Я открыл глаза, но ничего не изменилось — кругом была все та же полнейшая темнота. Я пошарил руками вокруг — так и есть, всё те же мягкие стенки.

— Эй! — заорал я, но голоса своего не услышал.

Хотя нет, немного услышал, но очень глухо — где-то в глубине черепа.

Вдруг прямо передо надо мной осветился экран, и по экрану поползла строчка. Буквы были нормальные, привычные, и вроде даже шрифт какой-то до боли знакомый. И вообще было ясно, что за минувший год владельцы этой больничной камеры в совершенстве освоили человеческий язык:

Уважаемый житель планеты! Вы снова находитесь в салоне бортового корабля инопланетной цивилизации, который совершил вынужденную посадку в этой лесопарковой зоне. Вероятность такой ситуации исчезающе мала, поэтому мы крайне удивлены совпадением. Вы что, специально сюда приходите каждый раз?

— А вы что, повадились здесь аварийно садиться? — огрызнулся я.

И тут только до меня начало доходить, что прошлогодний кошмар обретает реальные шансы повториться... И от этой мысли черный ужас забрался под куртку и впился глубоко в тело миллиардами ледяных иголок. Замершее было сердце вдруг рванулось вперед как испуганный пёс на цепи — ухнуло в груди, прокатилось по животу, полыхнуло в ладонях и зашлось истошным лаем в висках.

А строка, тем временем, ползла снова: