Я вдруг сообразил, что понятия не имею, сколько у меня денег, и есть ли они вообще после валяний в лесу. Начал торопливо шарить по карманам, и, наконец, нашарил в кармане купюру, вытащил её, но понял, что не могу её даже увидеть. Бумажка и бумажка. Я показал её мужику:
— Пойдет?
Мужик брезгливо оглядел меня, ещё брезгливее — трепыхающуюся купюру, затем кивнул:
— Садись.
И мы поехали.
Впереди за лобовым стеклом царил мрак, дороги почти не было видно. Зато очень ярко светился мотор и вся кабина. Я попробовал откинуться на спинку и закрыть глаза, но с удивлением понял, что мой новый глаз закрыть невозможно. Я решил пока об этом не думать.
— А чего случилось-то? Чего так, на ночь глядя? — начал беседу водитель.
— Да... — отмахнулся я. — Жизнь такая...
— Пьяный что ли? — поинтересовался водитель, принюхиваясь.
— Есть маленько, — кивнул я.
— Так: в машине — не блевать! — предупредил водитель. — Если чего — скажи, я остановлю.
— Ну, я не настолько уж пьяный, — обиделся я.
— А кто тебя знает, — добродушно кивнул мужичок. — Вон какой бледный, всклокоченный, весь в листьях. Как по земле валялся.
— На последнюю электричку бежал через лес, — объяснил я. — Много падал.
Я думал, что разговор сейчас сам собой заглохнет, но мужику хотелось общения.
— Да разве ж ходят в такое время электрички? — удивился он.
— Угу... — буркнул я сквозь зубы.
— Это тебе, брат, засветло надо было выходить...
— Угу... — буркнул я.
— А чего такой хмурый? — спросил мужик, немного помолчав.
— День неудачный, — буркнул я.
— А чего — неудачный? — удивился мужик.
— Рассказать? — вдруг зло спросил я.
— Расскажи... — охотно кивнул мужик.
И тут меня прорвало. И я стал рассказывать. Не про ухо конечно, а про весь день — с самого утра.
— Слушай, мужик. Утром я вылил кофе на штаны. Опрокинул чашку, случайно локтем задел, ну и всё. А штаны светлые. А мне на работу ехать.
— Тоже мне, проблема... — цыкнул зубом мужичок.
— Да это только начало... — усмехнулся я. — Короче, пока я штаны застирывал и сушил...
— У тебя одни штаны что ли? — удивился мужичок.
— Последние, — кивнул я. — Вторые в стиральной машине лежат, я их уже три дня вынуть и развесить собирался. Есть конечно ещё рваные джинсы, но за них меня бы мигом с работы выгнали. Ой, черт, до сих пор ведь лежат в стиральной машине, сгнили уже небось... — я задумался.
— Ну, застирывал последние штаны... — напомнил мужичок.
— Ну да, застирывал. Время прошло много, и я решил ехать на работу через центр, чтоб побыстрее.
— У тебя машина? — покосился мужичок.
— Была, — кивнул я мрачно. — Ты слушай, слушай дальше. Еду я через центр, ломлюсь сквозь пробку, а тут влезает роскошная иномарка — красная, спортивная, вся сияет. Ну, едем, плетемся. Долго. И мне — поворачивать. И я включаю поворотник. А у меня — «Жигулёнок», только из ремонта, крыло ещё не покрашено. И я её, суку, — пропускаю. Понимаешь?
— Угу... — кивает мужичок задумчиво. — Да ты не горячись так, нам час ехать до города, успеем наговориться.
— Извини, — смутился я. — Понимаешь... Как тебя звать?
— Леонид... — степенно кивает мужичок.
— Понимаешь, Леонид... Можно, Лёня?
— Можно и Лёня...
— Понимаешь, Лёня, она — красная, новенькая, блестящая! Дорогая, сука, как автограф Рокфеллера! И я её — пропускаю! Мигаю на поворот, но — тороможу. А она мне — мигает, мол, проезжай давай, сворачивай куда надо, я, мол, не тороплюсь, я вообще-то тоже сейчас поверну... Я сначала не понял. Думал, может не мне мигает? Приостановился. А она совсем тормозит, и мне снова мигает настойчиво — проезжай, проезжай, поворачивай быстрей куда тебе приспичило! А впереди все уехали, и сзади мне гудят уже, чтоб не стоял. И тут до меня доходит: ей действительно приспичило зарыться в гущу со своей полосы, я ей — помеха справа, но она вежливая, сука, и меня пропускает. Ну, думаю, спасибо. Жму на газ, кручу руль... А она — красная, блестящая, и стекла у неё черные как рубероид на даче у негра, и мотор у неё такой спортивный, и столько там лошадей, сколько не наберётся и во всех конюшнях мира, вместе взятых. И она вдруг рвётся с места, и вот она уже передо мной! И я ничего не успеваю сделать, и въезжаю ей в бок! Да не просто въезжаю, а так, что у неё весь бок всмятку, и капот отлетает, и бампер на асфальт падает, и обе фары вываливаются как глаза на стебельках, и все дела...
— М-да... — говорит Лёня. — А сам как?
— Да сам нормально... Только крыло, то самое, что ремонтировал, и фара треснула...
— А она?
— А из неё вылазят два во-о-о-от таких кабана... И говорят: ты баран слепой что ли? Ты куда ж, урод, едешь, через полосу? А я говорю: да вы ж сами притормозили! Вы ж мне сами мигали: проезжай, проезжай, поворачиваю! Я ж помеха справа! А они так между собой переглядываются — кто тебе мигал? Кто поворачивал? Никто тебе не мигал! И чего делать теперь будем, помеха? Ментов вызывать или так, договоримся?
— Ментов вызывать! — говорит Лёня уверенно. — Страховку, свидетелей побольше, которые видели, что они тебе мигают...
— Ага, только у меня нету страховки.
— Как так?