Уход

У Евгения Львовича не было машины, а потому пить ему было можно. Он предпочел красное сухое вино. Вообще-то непьющий, он был человеком книжным и когда-то вычитал, что к мясу подают красное сухое вино, а впереди было мясо. И он приготовлялся.

Отдав покойной положенные слова и чувства, собравшиеся просто пили без оглядок на ушедшее… ушедшую и без мыслей о будущем. Грех понятие относительное, к тому же понимаемое по-разному – в зависимости от тех воззрений, которых в силу разных исторических причин придерживались твои предки. А разве не грех жить праведно в расчете на будущую награду за безгрешность – вечный там рай или что-либо подобное? Нет, надо просто жить безгрешно – не потому что на что-то надеешься, а потому что просто знаешь, что «нельзя» – и всё… Вот как родители любят своего ребенка, даже плохого – ни на что уже не надеясь… Может, и Бог нас так же любит… Любит и плохих, и… Но счет ведет…

Евгений Львович почувствовал, что запутался. Думая о своем, он совершенно отвлекся от общего шума и пустых застольных разговоров и теперь с досадой осознавал, что его собственные мысли не менее пустопорожни, чем окружающий словесный мусор. Кажется, он все-таки выпил больше, чем позволял себе обычно. Да-да, почти бутылку сухого красного вина, стало быть около семисот грамм… Многовато, надо же!

Закончив подсчет выпитого, Мишкин заметил, что гости понемногу расходятся. Стало быть, можно откланяться и ему. Разумеется, он оставался трезвым и домой уехал во вполне нормальном состоянии. И думал уже только о том, что день прошел и охота спать.

* * *

Однако утром…

Нет-нет, утром он был в полном порядке. И, приняв душ, наскоро выпил чашечку кофе и, привычно быстро переставляя непомерно длинные ноги, хирург Мишкин двинулся в место своего истинного существования – в больницу.

Сегодня предстояла большая операция – резекция поджелудочной железы. В головке поджелудочной – рак, вследствие чего у больного желтуха, а стало быть, одновременно придется удалять и часть желудка с двенадцатиперстной кишкой, соединять желчные протоки с кишкой, так что ожидается большое количество сложных сшиваний – желчных путей, желудка, железы с разными участками кишки. Работы много и опасностей на пути ее предостаточно.

Евгений Львович шел быстро и, конечно, не обдумывая по дороге будущий свой оперативный подвиг, ибо все давно известно и размышлять придется по ходу дела – в зависимости от находок, которые заранее не могут быть предвидены. Мишкин очень страшился, когда операция становилась действом, а то и священнодействием, в самом деле превращаясь в подвиг. У настоящего профессионала операция любой тяжести не должна ассоциироваться с героизмом. Нормальная работа, нормальная жизнь чураются подвигов – жизнь и работа тогда полноценны и хороши, когда построены на рутине, а не на эксцессах. Иные хирурги говорят, будто перед большой операцией они ночами думают о предстоящем и будто волнуются при этом безмерно. Может быть, может быть… Может, так и бывает в начале пути, но Евгений Львович уже значительно понаторел в своей родной стихии и время на пустые размышления и переживания не тратил: рутина. Опыт… Простой личный опыт превращает в рутину когда-то бывшие героическими деяния. С другой стороны, опыт – это и шоры; привычка – не надежда, а точная уверенность в тропе, на которую ступил. Даже если дорожка это лишь на сегодняшний день – раньше-то уже ходил по ней. А более, так сказать, глобально, опыт – это когда раньше было хорошо и впредь надо так же, как раньше. А раньше «хорошо» было много, ибо тогда был молод, полон сил, а то, что сейчас… Нынешние недовольства – чаще всего ностальгия по молодости.

Размышляя, Евгений Львович, как всегда, укатился от первоначальной заботы. И опять от мировых проблем вернулся к их первоисточнику – проблемам сегодняшним.