Уход Мистлера

Слишком занята была.

Да, была. Еще в колледже переспала со многими ребятами. Но разве сейчас это имеет значение? И отчего ты так болезненно воспринял это? Ведь я никогда с тобой даже не кокетничала.

Нет. А кстати, почему нет? Я часами караулил тебя у дверей библиотеки. А стоило тебе показаться, притворялся, что просто прохожу мимо. Если видел тебя с велосипедом, тут же мчался за своим, чтобы спросить, не хочешь ли ты прокатиться со мной до Гарвард-сквер. Если видел без велосипеда, оставлял свой, ловил удобный момент, чтобы предложить тебе прогуляться пешком. Помнишь, мы как-то долго сидели на скамейке в парке и болтали? И я два раза приглашал тебя на обед в «Генриха IV», и ты принимала приглашение. Но я не осмеливался ни прикоснуться к тебе, ни поцеловать, когда потом провожал до дома. А один раз мы держались за руки. Вот и все. Я думал, это все, чего ты хочешь. Ты заставила меня думать так. Но я-то уже понял, что люблю тебя. Тогда почему эта верблюжья морда, а не я?

Наверное, просто боялась тебя, Томас. Ведь следом за тобой тянулись все эти вещи: твоя машина, гоночный велосипед, роскошные габардиновые костюмы, клубный галстук, все эти твои поездки в Нью-Йорк, куда ты отправлялся, когда захочется. Нет, ты не был похож на других богатых ребят, тоже при галстуках, тоже членов разных там клубов. Можно было гулять с таким, и ничего не случалось. Нет, конечно, если позволить, они могли запустить тебе в трусики два пальца. И кончить прямо в штаны… Или взять Тима. Вот он совсем другое дело. Он трахал тебя, заставлял кончить первой, а потом умел рассмешить, и мы прекрасно проводили время. Так хохотали, хотя, казалось бы, смеяться было нечему. Ты же был такой собранный и робкий одновременно. Тогда я не могла выразить этого словами, но теперь понимаю: ты вел себя как ревнивый муж, только не женатый. И потом все знали, что ты чертовски, просто невероятно умен. И не надо делать такое лицо. Уж кому, как не другим, было знать. Томас Мистлер — студент-отличник и, будем смотреть правде в глаза, страшно скучный парень! Помню, как однажды показала тебе свои стихи. Ты попросил их у меня на ночь, а потом, утром, зашел ко мне и отдал со своими комментариями и редакторскими поправками на полях. Точно преподаватель! Но самое страшное было не в этом. Твои поправки действительно попали в самую точку! Ты был прав. И уж вынести этого я никак не могла. И не хотела больше тебя видеть. Ну, разве что до тех пор, пока мы оба не повзрослеем.

Твои волосы — пепел и золото. Твои губы с загадочной улыбкой. Твои груди. Я знал, ты стеснялась своих редких зубов. Входя к тебе в комнату, я ловил себя на мысли, что хотел бы видеть тебя голой. Вот тогда бы разглядел, какие у тебя груди.

Смотри сейчас!

И она расстегнула верхние пуговки, скинула свитер и оголила плечи. А потом, когда уже расстегивала бюстгальтер, он увидел, что груди у нее огромные и тугие, таких он прежде никогда не видел.

Большие, правда? — спросила она. Прямо как спелые дыни. Если хочешь, можешь потрогать.

Да у меня руки холодные, как лед, пробормотал он.

Ну вот, видишь? Совсем не изменился!

И она начала трогать свои груди сама, сначала очень осторожно и нежно. Соски тут же напряглись, точно налились кровью, и она сдавила их пальцами.

Мальчишкам они страшно нравились. Я была единственной девушкой в колледже с таким размером бюстгальтера. Они щупали их и облизывали, и я могла при этом кончить так, как никогда. И ты мог бы делать то же самое, Томас, мог бы играть ими в свое удовольствие, но ты был такой серьезный, строгий мальчик, ой, кажется, я сейчас кончу, но ведь это будет совсем не то, верно?

Позволь мне, Белла. Позволь сделать так, чтобы ты кончила по-настоящему. Вот теперь мне страшно хочется их потрогать. Правда.

И тут вдруг она резко отстранилась.

Слишком поздно. Мы уже не подростки. И если собираемся заняться любовью, то лучше займемся ею, как подобает взрослым, в нашем уже далеко не юном возрасте.

Хорошо, давай! Пожалуйста.

Не сегодня. Барни скоро вернется. И потом ты устал. Вон, видишь, и она указала на бугорок под застежкой брюк, ты и минуты не протянешь. Может, завтра? Если хочешь, приходи к ленчу.

Не было еще и половины седьмого, когда он перешел по мосту Академии, двигаясь по направлению к отелю. Но перед последним решающим поворотом взглянул на часы и понял, что, если идти быстро, еще можно успеть в церковь Иезуитов до закрытия. И он решил пойти именно туда.