Вернхаген выглядел совсем ослабевшим. Дренажная трубка откачивала из его желудка сгустки темно-коричневой жидкости, трубки торчали из ноздрей и изо рта и, должно быть, повредили голосовые связки. Мистлер придвинул стул поближе к изголовью, где находилась подушка, на которой покоилась голова Вернхагена, и изо всех сил напрягал слух, чтобы расслышать друга.
Видишь это, сдавленным голосом проквакал Вернхаген, возбужденно двигая маленьким предметом, который был снабжен белой пластиковой кнопкой. Господи, до чего ж мне нравится эта штука, я люблю ее, люблю! Стоит только нажать, ну, вроде как вызываешь в номер официанта, и тут же впадаешь в нирвану. Да и тебе не приходится болтать с этим официантом и давать ему на чай.
Приставленная к больному частная сиделка, заметив, что Мистлер не понимает, объяснила, что это новый способ обезболивания. Когда пациенту кажется, что боль стала невыносимой, он нажимает на кнопку и аппарат выдает ему дозу морфия. Обезболивающее смешано с питательными веществами и немедленно поступает в кровь.
Ребята не перестают меня удивлять, добавила она. Никогда не включают только ради того, чтобы словить кайф.
Что ж, скоро ему самому предстоит узнать, сравнимы ли воспоминания о прежней счастливой жизни с действием морфия или димедрола. А если Клара попросит его срочно вылететь, чтобы присоединиться к ней и Сэму, — скажет, что Херли предписал ему покой и отдых. Долгий уик-энд в обществе Клары и Сэма — это совсем не то, что ему сейчас нужно. У них еще будет время насладиться обществом друг друга, возможно, даже отправиться куда-нибудь на каникулы, как только закончится семестр в Стэнфорде. И если Сэм проведет все экзамены и сдаст все положенные за год работы, а он, Мистлер, утрясет вопросы, связанные с продажей фирмы, и убедится, что сделка с «Омниумом» действительно выгодна и надежна.
А пока пусть Плутон[4] подарит ему за долготерпение и благочестие хотя бы десять жалких дней безоблачного покоя и пустоты.
Он поедет в Венецию. Единственное место на земле, где его никогда ничего не раздражало. И особой организации и подготовки к поездке тоже не требуется. Он заранее знал, где лучше остановиться, какой именно номер попросить, как избегать назойливых и шумных туристов, занятых кормлением голубей на площади Святого Марка, как незаметно идти по пятам, точно маленький жалкий кораблик в фарватере огромного буксира, за каким-нибудь болтливым типом, полиглотом со смешным пестрым зонтиком в руке. И он не будет испытывать угрызений совести, если вдруг не получится взглянуть на какой-нибудь знаменитый памятник или прославленное полотно. Vedi Napoli е mori![5]
И это совсем другое, это совсем не то, что зафиксировать сетчаткой глаза какой-нибудь шедевр и унести его потом с собой в могилу, как делали фараоны. Он присматривался к Венеции неспешно и осторожно, еще с тех времен, когда был студентом колледжа. Тщательно взвешивал, стоит ли снова смотреть ту или иную картину Тициана или Беллини, — выбор, равносильный тому, когда решаешь, попрощаться ли с друзьями, к которым пришел в гости, или уйти незаметно, по-французски. Какой-нибудь болтливый и придирчивый тип, обожающий вмешиваться в чужие дела — уже по определению им мог быть почти любой друг супружеской пары, — непременно бы подумал, что за желанием путешествовать без Клары кроется некая грязная и подозрительная уловка. Что ж, ему лучше знать. Но если жена будет выказывать признаки неудовольствия, они с Сэмом могут присоединиться к нему и потом вместе вернуться. Ведь и он считал само собой разумеющимся, что каникулы в семейном кругу, несмотря на всю утомительность, есть не что иное, как обязательный ритуал, и просто должны состояться до того, как он попадет в «военную зону». И Венеция никуда не денется, она всегда будет ждать мать, отца и сына. А также, возможно, и помолвленную с сыном девушку, и ее ребенка. Никто не будет чувствовать себя обиженным или обойденным.
И спланировать побег тоже ничего не стоит. Он может уехать в воскресенье вечером, до того как Клара вернется с западного побережья — при условии, конечно, что она примет его предложение провести уик-энд с Сэмом. И даже если она будет настаивать, чтобы он приехал на уик-энд к ней и Сэму, спасти путешествие в Италию все равно можно, предлог найдется. И ничего особенного изобретать не надо: миланская империя моды, которую он так усердно и неутомимо обхаживал на протяжении нескольких лет, уже дала его агентству работу, и вот теперь они просят его о личной встрече. Разве может он отказаться?