Уход Толстого. Как это было

[На пути к тому месту, где я хотел найти уединение, [я заболел], с англ.; последние два слова — подсказка В. Г. Черткова. — В. Р.].

Из записок Владимира Григорьевича Черткова

(Продолжение)

3 ноября

«Немного погодя он спросил меня, видел ли я „Таню“ (его старшую дочь), о приезде которой в Астапово он узнал от Маковицкого. „Я хочу спросить ее, — продолжал он, — о состоянии Софии Андреевны. Как Таня уехала из Ясной? Я думаю, что она сказала С. А-не, что поедет к своим, а потом приехала сюда“.

„Я сегодня очень слезлив“, — заметил он мне. И действительно, когда я сказал ему‚ что меня трогают проявляемые к нему со всех сторон по случаю его болезни любовь и уважение, он прослезился. Я опять отошел от него за ширмы. Некоторое время спустя‚ вернувшись к его кровати, я заметил, что он платком вытирал слезы на своих глазах.

Днем Л. Н. послал за Татьяной Львовной. Свидание их было очень трогательное как по той радости, которую проявил Л. Н., увидав свою старшую дочь, так и по сердечному попечению о состоянии С. А-ны, которое он проявил в своих расспросах.

Л. Н. думал, что С. А. осталась в Ясной‚ между тем как в это время она уже жила в вагоне на станции Астапово, в нескольких шагах от него. Татьяна Львовна не желала волновать отца выдачей местонахождения своей матери. […] Она сказала ему‚ что лучше сейчас об этом не говорить. […] „Но ведь ты понимаешь‚ как мне, для моей души нужно знать это“, — и прослезился. Т. Л-не оставалось только поспешно проститься и удалиться. Во все время этого разговора, при котором я присутствовал, Л. Н. ни одним намеком не подал повода думать‚ что он желает видеть С. А-ну»[217].

Из воспоминаний Татьяны Львовны Толстой

3 ноября

«В Астапове наш вагон отцепили и поставили на запасный путь. Мы устроились в нем и решили жить там, пока это будет нужно. Чтобы не допустить мать к отцу, мы объявили, что тоже не пойдем. Один только брат Сергей, вызванный Александрой и приехавший раньше нас, входил в комнату, где лежал отец. Но отец случайно узнал, что я тут, и спросил, почему я не захожу. Задыхаясь от волнения, я побежала к домику начальника станции. Я боялась, что отец будет меня спрашивать о матери, а я не приготовилась к ответу. Ни разу в жизни я не лгала ему, и я знала, что в такую торжественную минуту не в состоянии буду сказать ему неправду.

Когда я вошла, он лежал и был в полном сознании. Он сказал мне несколько ласковых слов, а потом спросил: „Кто остался с мамá?“ Вопрос был так поставлен, что я могла ответить, не уклоняясь от истины. Я сказала, что при мама сыновья и, кроме того, врач и сестра милосердия. Он долго меня расспрашивал, желая знать все подробности. А когда я сказала: „Может быть, разговор на эту тему тебя волнует?“ — он решительно меня прервал: „Говори, говори, что может быть для меня важнее?“ И он продолжал меня о ней расспрашивать долго и подробно.

После этого первого посещения я уже свободно входила к нему, и на мою долю выпало счастье видеть его часто в последние дни его жизни. Мне очень хотелось, чтобы он позвал к себе мать. Я страстно желала, чтобы он примирился с нею перед смертью. Александра разделяла мои чувства. Но было ясно, что он боится свидания. В бреду он повторял: „Бежать, бежать…“ Или: „Будет преследовать, преследовать“. Он попросил занавесить окно, потому что ему чудилось в нем лицо смотревшей оттуда женщины»[218].

Т. Л. Сухотина около вагона, в котором жила семья Толстых и их близкие в Астапове. Ноябрь 1910 г. Кадр из кинохроники

«Он (отец) позвал меня, так как ему проговорились, что я приехала. Ему принесли его подушечку, и тогда он спросил, откуда она. Святой Душан не мог солгать и сказал, что я ее привезла. Про мама и братьев ему не сказали. Он начал с того, что слабым прерывающимся голосом с передыханием сказал: „Как ты нарядна и авантажна“. Я сказала, что знаю его плохой вкус, и посмеялась. Потом он стал расспрашивать про мама. Этого я больше всего боялась, потому что боялась сказать ему, что она здесь, а прямо солгать ему, я чувствовала, что у меня не хватит сил. К счастью, он так поставил вопрос, что мне не пришлось сказать ему прямой лжи.