Уходи, но останься... (СИ)

Боль пульсирует и жидким огнем распространяется по телу. Ухожу под нее, будто ныряю в ледяную прорубь.

* * *

В больнице тихо и чисто, пахнет лекарствами. Многие не любят этот запах, а я люблю, напоминает о папе — его нет с нами уже полтора года, и мне до сих пор грустно… Сейчас еще горше от того, что его нет со мной. Так горько…

Слезы льются и льются, но теперь уже тихо, без истерик. Сил не осталось. В голове звучат фразы врачей…

Сложный перелом.

На ногу смотреть страшно — отекла очень сильно, раздулась. В качестве предоперационной подготовки — скелетное вытяжение. Потом еще сосудистая и метаболическая терапия, лимфодренаж… Потом предстоит операция… Открытая репозиция перелома и фиксация лодыжки пластиной и винтами. Медицинские термины меня не пугают, отец был хирургом, но по его стопам я не пошла.

Важно одно — я застряла в больнице надолго.

Наверное, это даже к лучшему: я не буду мешать своему мужу… видеться со второй семьей. Хотя, наверное, уже мешаю.

Именно сейчас мешаю тем, что он вынужден со мной возиться!

Слышу голос мужа в коридоре возле палаты. Здесь слышимость просто прекрасная! Или он просто больше не видит смысла скрываться?

— Карина, сегодня не смогу. Поцелуй Давида за меня.

Карина и Давид.

Вот и узнала.

Давид… Значит, у мужа — сын. Давид Ильич? Интересно, кто называл ребенка?

Тяжелый выдох.

Кажется, Карина недовольна и высказывает моему супругу по полной программе.

Потому что муж отвечает так, словно злится, что ему приходится оправдываться:

— Карин, сказал же. Серьезная ситуация. Жена под машину попала! — добавляет. — Я с ней в больнице. Плюс перед отлетом у меня полно дел. Карин, давай без истерик, а? Мне уже сегодня трахнули мозг. Давай хоть ты не станешь? Будь умницей… Ну, что ты начинаешь? Нет, я не отменю командировку. Нет, не смогу, у меня важные встречи. Слушай, я и так просрал сегодня полдня с этой…

Вот так.

«Просрал подня с этой…»

«С этой» было сказано про меня.

Я для него теперь просто «эта…»

Хочется накрыться подушкой.

Голос мужа удаляется по коридору, и я не имею возможности услышать, как он меня называет. Но воображение рисует разное и все в самых нелестных выражениях и дурных красках.

Зачем ему я?!

Если там — семья, сын…

Зачем ему я, если не любит?!

Глава 3

Она

Потом мне приходится делать вид, что я сплю, когда Илья входит в палату. Хоть я закрыла глаза, укрывшись одеялом, но даже так я чувствую взгляды мужа.

Чувствую, как он смотрит. Наверняка со льдом, осуждающе. Море в его глазах совсем ледяное и холодное, безжалостное.

Поправляет одеяло, немного тянет его ниже, чтобы было проще дышать. Но мне, наоборот, сложнее, потому что так он видит мое лицо и трогает его пальцами. Собирает влажные прядки волос.

Невыносимо чувствовать его прикосновения, нежные и внимательные, будто ему есть до меня какое-то дело!

Лжец…

Ненавижу его. Просто ненавижу… Всей душой ненавижу!

— Ты же не спишь, Ксюш. Точно знаю, не спишь. Спишь ты совсем по-другому, — говорит тихо и наклоняется.

Его дыхание на моем лице, прохладное, мятная жвачка и немного табака. Он курил? Не знала, что он курит…

Успеваю отвернуться, прежде, чем его губы коснулись моих. Мажет по щеке губами.

— Уходи, — сиплю.

— И кто о тебе, дуреха, позаботится, если не я? — спрашивает.

Пытается смягчить слова, но смысл все равно паршивый: ты никому не нужна. Вот что он хочет сказать.

— Оставь меня. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Не хочу, чтобы ты меня трогал! Не хочу, уйди!

Отбиваю его руку, Илья лишь крепче прижимает ладонь к моей щеке, удерживает.

— Ты в стрессе. У тебя шок. Придешь в себя, мы поговорим спокойно.

— Не о чем говорить… У тебя… У тебя… Баба! Баба на стороне! И ребенок…

От обиды у меня даже сопли текут, не самое приятное зрелище. Илья протягивает мне салфетку и трет под носом.

Больше всего мне обидно, что со мной Илья детей заводить не хотел! Не хотел!

Я-то думала, он обо мне заботился, как о личности! Даже гордилась тем, что он не спешит загнать меня в рамки простого быта и исключительно ухода за детьми. Ох, как я этим гордилась… Он и начинание мое поддерживал. Теперь, выходит, все ложь. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

— Я бы даже сказал, два ребенка.

— Тем более! Тем более, если два… То и там живи! — вылетает из меня с болью. — Не трогай меня.

— Тебя я тоже имел в виду, глупая. Ты ведешь себя иногда, как ребенок, — откидывается на спинку стула. — Скажешь, не так?

Замолкаю. Смотрю на него с обидой. Он старше… В этом все дело?

Я всегда говорила о нем, как о сдержанном, взрослом, серьезном мужчине. Может быть, он только со мной такой. И он не сдержанный, а просто холодный.

Может быть, с ней, с другой женщиной, он горячий и страстный?

Конечно, все дело во мне! Еще и ребенком обзывает…

— Мне плохо, я хочу отдохнуть.

— Я бы хотел поговорить с тобой до командировки. До моего отъезда, — задумчиво барабанит пальцами по креслу.

Он не любит оставлять дела на потом. Хочет решить все здесь и сейчас. Ехать со спокойной совестью.