Уходящий тропою возврата

– Никак в гости пожаловал? – Витязь шагнул к соскочившему с лошади шаду, облапил его крепкими руками, прижимая к груди, похлопал по спине ладонями удивленного таким приемом Савара. – Да ты никак и не помнишь меня, княжич? Я – Людогор, пятидесятник в сотне Горбыля. Ну, вспомнил? Я-то тебя сразу признал, еще только с вышки глянул, понял, кто к нам пожаловал.

Савар, присмотревшись, вспомнил, улыбнулся в ответ.

– Ну, здравствуй княжич! С какими вестями к нам в Рыбное?

– Беда у нас. Чужая орда в степи. Нет больше моего рода. А на Русь по лету они тоже в набег придут. Нам бы к вашему сотнику попасть, языка везем.

2

Кипчакские кибитки не похожи на телеги купцов. Одна кибитка – это дом на колесах, двигающийся по степи. Кибитки целого рода, если поставить их в круг, образовывали целый город, быстро вырастающий в любом месте и также быстро исчезающий, скрипя колесами при переезде по ковыльному морю на новое место стоянки, попутно выпасая перегоняемые стада скота. Дворцы на колесах тащили десятки быков, с усилиями движущие огромные платформы на больших, оплетенных прутьями колесах. Стены кибиток плетением сходятся вверх, к своеобразному отверстию-трубе, обтянутые белым и черным войлоком, пропитанным снаружи известкой и жиром, чтоб войлок не набирал влагу от дождя и сырости. Здесь же, на платформах, установлены короба с домашней утварью и оружием. При длительных остановках кипчаки снимают свои дома с платформ и устанавливают за ними, превращая платформы в стены крепости. При кочевье в кибитках жили женщины с детьми. Мужчины двигались верхом на лошадях, в седлах же передвигались и молодые женщины. Незамужние, они до рождения детей были на положении воинов, а при боестолкновениях с противником вступали в бой, неся все тяготы войны.

Орда, словно сухие шапки перекати-поля, носимые ветром по степи, следовала по чужим землям, захватывая и убивая людей другой крови, без зазрения совести предаваясь грабежу, возводя его в закон жизни. Вот и сейчас хан Баркут вел орду по степи, выдавливал печенегов с насиженных мест, твердой рукой уничтожая непокорных. Его орда вступила в степные пределы племени, когда-то руководимого старшим князем Кулпеем, погибшим при набеге на южные рубежи Руси.

Теперь уже новый, молодой князь Хабул попытался преградить путь захватчикам. Само племя за время, истекшее с момента гибели основной части воинства, так и не смогло оправиться от потерь. Молодые, выросшие за восемь истекших лет после войны, не превратились в степных волков, скорее стали простыми пастухами. Больших набегов на Русь Хабул, помня о случившемся с дедом, так и не провел. Те, кто самостоятельно под руководством малых князей попытался сходить за речку к соседям, так и не вернулись, будто и не было их никогда на свете. Измельчало племя, уменьшилась численность родов, как, впрочем, и поголовье скота в стадах.

Получив весть о нарушении границ кочевья чужаками, Хабул вывел навстречу врагам восемь тысяч воинов, все, что смог собрать за короткое время. Вступил в бой. Это было похоже на избиение младенцев. Имеющие немалый боевой опыт кипчаки окружили печенегов, разбили на голову. Лишь немногим удалось прорваться через вражеские порядки и уйти в степь. Отрубленную голову печенежского князя старейшина Джарбаш, взяв за волосы, бросил к ногам ханского скакуна.

– Решил оправдать свое имя, Джарбаш? – нахмурился хан, его конь от такого подарка, пахнущего кровью, попытался отпрянуть в сторону, и только сильная рука хозяина удержала скакуна на месте. Только фырканье и перебор копытами по траве, рядом с лежащей головой, указывали на недовольство четвероногого красавца, взятого из хазарских конюшен.

– Это голова их хана, великий!

Имя Джарбаш на кипчакском языке означало «рубящий головы».

– А между тем, куренной, я бы предпочел, чтоб у тебя на плечах тоже была голова. Он пригодился бы мне живым. Ты поспешил, Джарбаш.

Старейшина склонил голову, винясь перед ханом, но если бы Баркут смог заглянуть ему в глаза, увидел бы, что в них не было и искры сожаления о случившемся, там скользила лишь неутолимая жажда крови.

После смерти печенежского хана возможность мирного отъема кочевий у племени Хабула была утеряна. Ядовитую змею, живущую рядом с юртой, убивают, а не прогоняют прочь, иначе она может снова приползти и укусить. Баркут разослал воинов орды во все стороны, оставив при себе не более пяти тысяч всадников. Большие отряды, снуя по степи, разыскивали печенежские станы, угоняли скот, убивали целые роды. Некому было выкупать пленников, а из кочевников плохие рабы. Степь запылала кострищами стойбищ. Нередко на степных просторах можно было увидеть детей, чумазых и голодных, бредущих, куда глядят глаза. Зачем убивать щенков, сами подохнут или будут сожраны хищниками, им тоже нужна пища.

В стойбище малого князя Бурташа скорбные вести принесли люди, род которых кочевал в сотне стрелищ к югу. К княжьему стану смогли добраться лишь пятеро мужчин, прискакав верхами, и повозка с десятком женщин и детей.