Читаем Уходили из дома полностью

У Жильвинаса утром была какая-то важная стрелка с приятелем, но он ее задинамил, потому что мы сломя голову неслись на встречу с девчонками. Но сегодня все было как-то скованно. Деньгами уже никто не швырялся, в воздухе постоянно подвисало молчание, шутили мало, да и шутки какие-то хреновые получались. У нас с Анькой-то все отлично: хи-хи, ха-ха, — а вот Марина и Валя с Жилом как-то не зажигали. Поехали к нам, попили моего чаю с травками, Жил вина красного достал. Тут-то и прояснилось, почему все такие мрачные: винища как жахнули, у всех аж искры из глаз посыпались, и скованность как улетучилась. Девиц, судя по всему, терзало лютое похмелье, а как опохмелились, их попустило в момент. Снова смех, песни и пляски.

Уже у поезда, когда пришло время прощаться, начались обмены телефонами и адресами. Все снова загрустили, Жильвинас даже заплакал позже. Сказал, что это дождь. Ага, конечно. Он в Маринку влюбился по уши. Сидит вон, письмо ей уже пишет, слова переспрашивает.

11 мая, понедельник

Проснулся и неожиданно для себя решил уезжать. Не мой дом это, надо ехать дальше, мчаться вперед. Несмотря на решительные протесты Жила и его мамы. Какие все-таки хорошие и добрые люди! Приютить абсолютно незнакомого человека, встреченного на улице, да мало ли кто я? Не хочется списывать их отношение ко мне на банальное: «край непуганых идиотов», я точно знаю — это от сердца. Гостеприимством злоупотреблять нельзя, я в Вильнюсе уже пять дней, пора и честь знать. Поеду в Минск. Дали они мне на дорожку бутербродов, масла сливочного в банке с соленой водой, чтоб не испортилось, помидоров. Чудесные люди. Чудесные. Попрощались. Жильвинасу пообещал вернуться в Вильнюс числа 20-го, привезти ему барабанные и литавровые палочки. Он, глядя на меня, решил барабанщиком стать. И черную тушь обещал ему поискать, у них в Литве с тушью напряженка, а ему в театре нужна. Да и сам тут кое-чем запасусь, сахаром, например. В Москве по 80 рублей и нету, а здесь 15 и навалом. Надеюсь, из Литвы можно вывозить продукты, а то неловко получится. Вон в прошлом году было запрещено из Москвы вывозить что-либо, ужас какой-то. Все было по талонам и карточкам потребителя, в столице свои талоны, а уже в области — свои. Притом еды не было ни здесь, ни там... Сейчас, конечно, полегче стало, но с продуктовым раем Вильнюса все равно не сравнить.

Из дома выходил под звуки песни Deep Purple «A Hard Loving Woman». «Страстно любящая женщина» значит. Интересно, попадется ли такая на моем пути? Может, и попадется, ведь неизвестно, насколько длинным и насыщенным будет это путешествие. Не уверен, что мне хочется вступать в какие-либо долгосрочные отношения. Прошел год, мое сердце по-прежнему разбито. Ремонту подлежит, я в этом уверен, но пока нет даже никакого желания влюбляться! Да и симпатичных хиппушек в Системе не так много, как хотелось бы. Ну не идут симпатичные в хиппи, хоть тресни! Красивые девочки еще встречаются среди домашних полухиппи — «пионерок». Они приходят на тусовки, радостно несут всякую чушь, потом бочком-бочком идут домой, в теплую и чистую постель, под родительское крыло. «Пионерки» практически невыездные, лишь изредка их можно встретить на однодневных тусах типа Казюкаса, да и в Питере, пожалуй. Они четко знают, во что играют. Свою девственность эти девочки берегут, компенсируя всем желающим отсутствие настоящего секса многочисленными пылкими объятиями и поцелуями. Годик — два, глядишь — пропала герла с тусовки, да и вышла замуж за мажора из МГИМО, плененного разноцветными фенечками и рассказами о свободе и любви. Настоящие же хиппушки строги, умны и некрасивы. Многие носят очки, отчего очевидность их ума становится поистине неоспоримой. С ними можно говорить ночи напролет, забыв обо всем. С ними можно петь, пить, читать стихи, бродить, взявшись за руки, по ночным улицам, декламируя Бродского, но вот любить их как-то не получается. О сексе и речи не идет, хотя снявшая очки и отложившая книжку настоящая хиппушка порой превращается в истинную тигрицу. Ненасытная, она выжимает из тебя все соки, а потом, когда пелена дурмана спадает и наступает похмелье, ты, сам себе не веря, тихонечко идешь за пивом, обутый в тапочки, да и оказываешься в каком-нибудь Новосибирске с одной мыслью в голове: что это было? Преувеличиваю, конечно, есть, есть красавицы среди системных девушек! Но их так мало, они круты, они вечно с олдовыми, так что мне, тусующему всего четыре года легкомысленному обормоту, не светит, увы, ничего.

Оно и к лучшему. Побуду один. В конце концов, я дом ищу, а не любовь...

Погода сменила гнев на милость, и сегодня, как по заказу, светит солнце, и на небе нет ни следа от вчерашних грозовых туч. Занятно — за все время моего пребывания в Литве не было ни одного солнечного дня, а стоило уехать, так сразу и распогодилось. Вообще, если вдуматься, так часто бывает: как к городу подъезжаю, погода сразу портится, уезжаю — налаживается. Может, у меня карма прохудилась?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза