Уходите и возвращайтесь

Надя, — писал Дмитрий Васильевич, — не исключена возможность, что я погибну — слишком много неизвестного несет в себе новая техника. Кому-то надо быть первым… Если это случится, у меня к тебе просьба: сделай так — я знаю, ты будешь возражать, но все-таки прошу, — чтобы мой сын стал летчиком. Только полет даст ему представление о моей профессии. Лет через десять — двадцать самолеты, которые я испытывал, наверное, будут так же смешны, как нам аэропланы тридцатых годов. Его поколение будет летать на таких сверхзвуковых машинах, которые мне и во сне не снились. Но в их создании есть толика и моего труда, и он должен это знать.

Надежда Андреевна спрятала письмо подальше, дав клятву, что сын увидит самолет только на экране.

Шло время. Надежда Андреевна много работала, и Алик, предоставленный самому себе, постепенно отбился от рук: уроки делал кое-как, в школе безобразничал, а иногда и прогуливал. В девятом классе заработал две переэкзаменовки, а после десятого заявил, что перед прыжком в вуз ему необходимо осмотреться.

— Каким образом? — спросила озадаченная и разгневанная мать.

— На мир взглянуть, себя показать, — беззаботно ответил Алик.

— А деньги у тебя есть?

— Найдем. — Алик извлек из кармана несколько бумажек по двадцать пять рублей и небрежно помахал ими.

— Где взял? — пытаясь унять дрожь в голосе, выкрикнула Надежда Андреевна.

— Давай без сцен, мама, — спокойно сказал Алик, — ты же знаешь, что твой сын на плохое не способен. Деньги заработаны честным путем: я продавал рыбу.

— Как продавал? — совсем растерялась мать.

— Очень просто. На Привозе. Мы ловили и продавали. С Ленькой.

— Хорошо. — Надежда Андреевна попыталась взять себя в руки. — Куда же ты собираешься поехать?

— Для начала в Киргизию, на Токтогульскую ГЭС.

— К Саше?

— Да. К двоюродному братцу.

— Не понимаю. — Мать пожала плечами. — Ну что ты там не видел?

— Хочу понять, зачем люди вкалывают, — сказал Алик. — И давай на этом кончим — это вопрос решенный.

Надежда Андреевна схватилась за голову. Рвалась последняя нить, связывающая ее с сыном. Как остановить его? Что предпринять? И уже не понимая, что делает, отчаявшись, она рванулась к шкафу.

— На, читай! — Мать положила перед сыном письмо отца и, обессиленная, упала в кресло.

Алик дважды перечитал письмо, встал и, не проронив ни слова, заперся у себя в комнате. Всю ночь у него горел свет.

Утром, когда Надежда Андреевна собиралась на работу, Алик вышел — осунувшийся и необычно серьезный.

— Мать, — сказал он, — я все равно уеду. Вернусь осенью. Буду работать и заниматься на подготовительных курсах.

— Зачем? — тихо проговорила Надежда Андреевна, прижимая к груди руки и сердцем чувствуя недоброе.

— Чтобы поступить в летное училище, — твердо ответил Алик.

В тот же вечер он уехал.

— А в Киргизии со мной случилось черт знает что. — Посерев лицом, Алик привалился к стене. — Я случайно обнаружил, что панически боюсь высоты. Брат взял меня на отметку «1300». На этом уровне должен был пройти верхний гребень плотины, и там велись работы поочистке склонов. На одной из площадок, где вкалывали буровики, я присел отдохнуть. Сижу, пейзажиком себе любуюсь, вдруг кто-то хлоп меня по плечу.

«Пошли, — говорит, — сейчас взрыв будет». А сам за выступ — и скрылся.

Я — за ним. Шагнул вперед и опешил — козырек, по которому мне предстояло пройти до следующей площадки, был шириной с кирпич. А высота… бульдозеры меньше спичечной коробки кажутся. Оглянулся — никого, а киргиз уже на середине, вот-вот за поворотом скроется. Идет себе по этому карнизику, как по аллее, да еще насвистывает. А за ним контрольный шнур волочится, горит. Сантиметров сорок примерно осталось. Ступил я на этот козырек, глянул вниз — аж внутри все похолодело, а ноги стали не ватными, как говорят в таких случаях, а мертвыми. И не могу я дальше ни шагу сделать. И голоса от испуга лишился. Очнулся только на площадке: киргиз все-таки обернулся, увидел, что со мной творится, и помог. Обратно меня брат тащил. В общем, после этого перехода я чуть заикой не стал… Ну ладно, думаю, горы есть горы, не каждому суждено альпинистом стать. Когда вернулся, пошел в парк отдыха, забрался на парашютную вышку — та же самая история. Что делать? Время идет, а я себя завтраками кормлю: завтра, мол, прыгну, завтра. Вот и допрыгался. — Алик перевел дыхание, с трудом проглотил застрявший в горле комок. — И гриппом я не болел.

— А что же с тобой было? — спросил совсем пораженный Никита.