«Агрессивность, направленная против собратьев по виду, как правило, не только не вредна для их вида, но, напротив, является необходимым для его сохранения инстинктом. <…> Агрессия является подлинным, первичным инстинктом, направленным на сохранение вида…»
(129);Для сохранения вида важны различные функции агрессивного поведения (в том числе «такие формы поведения, которые на первый взгляд не имеют ничего общего с агрессией и даже кажутся её прямой противоположностью»
). Но основные три, это: «распределение особей одного вида по жизненному пространству, отбор в поединках и защита потомства» (124). Деятельность скинхедов детерминирована именно этим. Скинхед, изгоняющий с русской территории чужака-инородца, действует, сознательно или даже бессознательно, в пользу сохранения своего (английского, немецкого, русского) вида;«Почему у тех видов животных, для которых совместная жизнь в небольших тесных сообществах является преимуществом, агрессия не была попросту “отменена”? Именно потому, что без её функций не обойтись!»
(178–179);«Борьба, которую имел в виду Дарвин и которая является движущей силой эволюции, — это в первую очередь конкуренция между ближайшими родственниками. <…> Непосредственно угрожает существованию вида не его естественный враг, а конкурент, и только он»
(108–109).Финальный вывод об инстинкте агрессии Лоренцем сформулирован так:
«Избыточная агрессивность, которая ещё и сейчас сидит у нас, людей, в крови, является результатом внутривидового отбора, действовавшего на наших предков десятки тысяч лет»
(124).Пусть читатель как следует проникнется и озадачится этим выводом. Пусть вновь и вновь задумается о русских партизанах в свете вышесказанного. Наследие десятков тысяч лет… Глупо думать и надеяться, что с этим могут справиться моральные проповеди Ганнушкиной и Графовой, доносы и кляузы Брода, Прошечкина и Гербер, соображения Кожевниковой или драконовское законодательство Крашенинникова-Плигина.
В-пятых.
Агрессивность имеет свою оборотную сторону, причём именно эта сторона составляет наиболее симпатичную черту человеческих отношений. Но это именно оборотная сторона, она не существует отдельно сама по себе и встречается только в комплекте, иллюстрируя диалектический закон единства и борьбы противоположностей.А именно, утверждает Лоренц: «Мы не знаем ни одного живого существа, которое было бы способно к личной дружбе и при этом лишено агрессивности»
(210). «Личный союз, личную дружбу мы находим только у животных с высокоразвитой внутривидовой агрессией; более того, этот союз тем прочнее, чем агрессивнее вид» (261).Особую важность наличию комплекта «агрессивность — дружба» придаёт такое соображение: «Если мне возразят, что животное — не личность, я отвечу, что личность берёт начало именно там, где каждое из двух существ играет в мире другого такую роль, которую не может сразу перенять никто из других собратьев по виду. Иными словами, личность начинается там, где впервые возникает личная дружба»
(202).Легко заключить отсюда, что именно способность к внутривидовой агрессии определяет способность индивида к дружбе, а всё это вместе взятое (причём в меру своей интенсивности!) делает человека личностью. Человек настолько полноценен как личность, он настолько человечен в высшем смысле слова, насколько способен к агрессии и, следовательно, к дружбе.