Укок. Битва Трех Царевен

— Ну, тогда я удовлетворен. Видите ли, мой сладкий Пяст, приближается смена эпох. Двадцатидевятилетний цикл Сатурна — тысяча девятьсот двадцать четвертый, пятьдесят третий, восемьдесят второй, две тысячи одиннадцатый… так?

— В восемьдесят втором моя маменька зачала меня в номере «Рица», — улыбнулся молодой человек. — Откровенно говоря, это был тогда такой сарай…

— Да, вы совершенно правы. Так вот, цикл Сатурна. Большие перемены. И шестой цикл Превращения Бога по Абракcасу. Египтяне жили в первом. Гексада стала явью, круг действительно замкнулся, сколько бы Марика ни пугала добрых парижан своим громоподобным «Merde!» Я все думаю, кто придет на смену?

— Очевидно, цивилизация андрогинов.

В тишине ресторана плавали тени — от серебряного ведерка с бутылкой на серебряном же подносе. Или он только притворялся серебряным, как и собеседник Алеся — спокойным? Большие окна молчаливо сохраняли мелко искрящую темень. Листья роскошных олеандров отгораживали их от остального зала, образуя подобие Гефсиманского сада.

— По крайней мере, не цивилизация простейших пожирателей женщин, — Аристид тонко усмехнулся, губы — ниточкой, усики — арифметической дробью, в числителе — сарказм. — Ибо этот круг точно закончен. Женщина стала товаром бесповоротно, ее оседлали и укрыли вакуумной упаковкой. Идея иудеохристианства о непорочном зачатии сыграла дурную шутку: мужчина из этой схемы устранен, женщина уничтожена, остается… что? Пустота.

— Значит, снова, как в четыреста тринадцатом, соберется Эфесский Собор и вернет Деве Марии ее изначальный облик Артемиды.

— Боюсь, что нет, мой друг! Никаких соборов. Будущее уже стучится в двери. Что будет с Европой, понятно: как некогда Рим убежал в Византию, растворившись в ней, так и соединенные штаты Европы убегут на север. Новая Византия — Дания, Швеция, Норвегия. Южный этнос туда не пустит банальный северный климат. Но вам придется, милый мой, расчищать снег с крыши.

Поляк поежился.

— Да, это ведь на широте Сибири? Или я что-то путаю… В России всегда много снега.

Аристид отпил еще вина. Вилочкой поддел ломтик сыра, полюбовался переливами его цвета — от янтарного к коричневому.

— Восток образует халифат на том месте, где мы с вами сейчас пьем шабли. Думаю, шабли от этого не пострадает: ислам благоволит туризму. По крайней мере, сами они это не выпьют! Но я боюсь прихода Третьей Силы. Она сметет и ислам с его бородатым карлой, и недоеденные остатки византийства. Кто это будет? Кто будет Третий?

— Иудаизм. Не иначе, — рассмеялся поляк.

Аристид скривился, как будто на дне бокала обнаружилась касторка.

— О! Не смешите меня, мой друг… Это синайская песочница для кучки слепцов с медными семисвечниками и потными лбами? Это нудное мочеиспускание вечных истин? В иудаизме есть только одна здоровая сила — Каббала, но и она опошлена западными перебежчиками. После того, как каббалисткой стала Мадонна, можно открывать дискотеку под Древом Сефирот… Нет, иудаизм сам себя разменял на медяки. На этом куске суши, где плачут дети Вечного Жида, уже ничего не вырастет. Даже ливанский кедр — и тот хорош только для их гробов… да, пожалуй, для искусственных фаллосов в секс-шопах. Что у нас остается? Латинская Америка — это мешок с дерьмом, коммунистами и какао-бобами, однако он завязан туго, а плод, который перевязан… тоже пустое.

— Китай? — предположил Алесь. — Мощная эманация конфуцианства…

— …запутавшаяся в собственных сандалиях, — закончил за него Аристид. — Китаец, встав с утра, думает, как брать мотыгу: по-даосски или согласно учению Кон-цзы? Боже мой, оно закончилось, как только Лао-цзы исчез на окраинах Поднебесной, оставив начальнику пограничной стражи Книгу Перемен… Конфуцианство само стреножило себя, замкнувшись на своем континенте и отрыгнув в Европу только чай, порох, книгопечатание, мандариновое дерево и монголов. Его бег остановлен. Япония? Синтоизм — несерьезно. Детская игра в самураев, kazaky-razboyniki… Сплошная сакура и гейши. У Тарантино в «Убить Билла» получилось куда как лучше, и то его меченосных женщин обучает не японец, а китайский мастер, обратите внимание! Как сказала бы наша Марика, Япония — это не более чем посткоитальная вагина восточной Азии, опустошенная второй мировой и конвейерной сборкой «тойот» по системе «канбан». Нет, мой дорогой, ждать мессии нам надо только в стране варваров. В России.

— Они умеют ждать, согласен. Там сначала выпьют, потом закусят, потом выпьют еще, — поляк на этот раз подавил зевок, — а потом пойдут клянчить на новую бутылку. Все их непроснувшиеся джинны — в бутылках. Водки.

— Но вы упускаете одну деталь…

Аристид хитро улыбнулся. Возникшего метрдотеля он обратил в прах одним движением руки и, обнажив худое, жилистое, словно выкованное из стали запястье, сам налил вина им обоим.

— Там могучий Север, — задумчиво протянул он, — Дремлющая Арктогея, Белое Царство. Но боюсь, спать она будет еще очень долго! Есть другая сила. И я вам ее назову.

— Кто же?

— Цыгане… — смакуя это слово и последовавший за ним глоток вина, ответил Аристид.