— Меня зовут сестра Ксения, — ровным голосом представилась она. — Я прихожу сюда каждый день.
Мирикла пошевелилась. Улыбка тронула ее красивые губы, не потерявшие точености и изящества даже без косметики.
— Да будет вам известно, сестра Ксения, цыгане никогда не были никем, кроме как добрыми христианами, — проговорила она, — со времен исхода из Индии, из Гузурата, в триста девяносто девятом, во время завоевания страны Тамерланом. Более того, мы — православные. Не знаю, будет ли это вам угодно.
Она храбро расстегнула свою кофту, приобнажая грудь, чтобы показать сестре Ксении блеснувший крестик.
Та удивилась, но удивилась вовсе не информации о вероисповедании цыган. В блеклых зрачках мелькнул интерес, монашка склонила голову.
— Богу все равно, какой форме креста Его, Всеблагого и Вседержителя, поклоняется человек. Я принимаю ваше право в выборе православия. Скажите, сестры, как я могу помочь вам, нуждаетесь ли вы в чем-либо?
На ее белый воротничок, азартно жужжа, готовилась сесть жирная приютская муха, но, едва подлетев и покружившись, с возмущенным гудением улетела: слишком чисто.
— Вы можете выслушать нас? — помедлив, проговорила Мирикла и быстро оглянулась на палату, но алкоголичка снова спала, уже сидя, а старухи по-прежнему только подрагивали под простынями.
— Я слушаю вас, да хранит вас Господь.
Монашка снова ожидающе склонила голову. Мирикла посмотрела на Патрину внимательно и заговорила негромко:
— Думаю, вы сведущи во всемирной истории, сестра, насколько я могу предполагать по знаку на вашей сутане. Ведь в Терезианском Университете в Бангалоре неучей не приветствуют?
Не обратив внимания на ее, на этот раз неприкрытое, пробившее даже привычную маску изумление, Мирикла продолжила: