Укол рапиры

Родители спали. Гоша встал, подошел к открытому окну. Все было тихо. Выстрелы больше не повторялись. Свет уличного фонаря выхватывал из темноты калитку, ворота, присыпанную угольной пылью дорожку, кучу бревен слева. Конечно, ему приснилась вся эта стрельба… Стало холодно босым ногам, Гоша повернулся, чтобы отправиться в кровать, но за окном послышались шаги. Они приближались со стороны сеней, из глубины двора. Гоша застыл у подоконника. Шаги сделались громче, одновременно можно было различить слова. Были они в основном ругательные, но сквозь заслон из отборной брани просачивались отдельные фразы со смыслом. Из них Гоша смог уловить, что «…чего у них там в сарае поналожено?.. Мины, что ли?.. Домой… спать пойду… ну их… взорвутся еще… гранаты… У меня своего дома нет разве?.. Пойду, и все. Чего бояться?.. Правильно говорю?»

Гоша успокоенно перевел дух. Это был их сосед, дядя Митя, Дмитрий Ильич. Как напьется — домой боится идти, к ним на участок приходит. Когда теплей, прямо в саду спит, а сейчас в сарай, видно, полез. Только что он там болтает, какие мины?

Хлопнула калитка, уже с улицы донеслась удивленно-обиженная брань Дмитрия Ильича, потом и вовсе затихла. Гоша немного поворочался в кровати, поулыбался, вспоминая болтовню соседа («гранаты, мины…»), и скоро уснул.

Когда он проснулся, мать уже встала. Было без четверти шесть, а в шесть договорились с ребятами. Только теперь он понял, как трудно будет незаметно уйти из дома и, главное, протащить «тарелку» в условленное место. Правда, сарай почти у забора, «тарелку» он перекинет, а дальше уж легче, но все равно могут увидеть — ведь многие проснулись. Эх, прав Женька: с вечера надо было запускать…

Мать ни о чем не спросила; Гоша метнулся к сараю. Дверь за собой прикрыл, в сарае и так было довольно светло из-за щелей.

Вот она, милая «тарелочка»! Гоша откинул рваный брезент, старую телогрейку, тряпки. Вот она — пухлая, блестящая. Гоша ласково похлопал ее по упругой боковине… и рука его вдруг провалилась! Что такое? Под ладонью вместо выпуклости была пустота. В растерянности он провел рукой по «тарелочной» поверхности и опять ощутил вмятину. И еще одну… Он понял: лопнуло несколько шаров, три или четыре, может, больше. Но почему? Отчего?!

И вдруг Гоша рассмеялся. До него дошло, что за выстрелы слышал он вчера, засыпая, и о каких минах и гранатах бормотал пьяный дядя Митя.

Ну что же, запуск придется отложить, а «тарелку» поставить в сухой док, на ремонт, потому что и вид у нее не тот, и подъемная сила уменьшилась чуть не вдвое. Только спрятать надо в другое место, а то Дмитрий Ильич вполне может наболтать отцу, как у них в сарае что-то взрывалось, и тот придет посмотреть.

В спешке Гоша никак не мог сообразить, куда ее деть; кончилось тем, что бросил просто за сараем в бурьян, кое-как прикрыл посеревшим старым штакетником, даже не посмотрев, были в нем гвозди или нет. Потом перелез через забор и помчался на место встречи.

Его ждали. Колода и Женя нетерпеливо, как секунданты Печорина и Грушницкого, расхаживали по влажной траве, а Ира не пришла: проспала, наверно.

— Где тарелка? — спросил Колода. — Неужели накрыли?!

Гоша рассказал, что произошло, а богатое воображение помогло ребятам нарисовать такие уморительные картины из жизни взрывающегося на шарах Дмитрия Ильича, что они все хохотали минут пять, благодаря чему легче смирились с вестью о переносе срока запуска и предстоящем ремонте.

— Хорошо еще, спички не зажигал, — сказал Колода. — Вот настоящий взрыв был бы.

— Или пожар.

— Шары опять доставать надо, — сказал Гоша.

В тот же день в школе Ира выразила крайнее недовольство тем, что «тарелка» не висит над выбранной ими елью в конце Владимирской: выходит, зря она вчера вечером и сегодня с утра рассказывала соседкам о возможном появлении инопланетного корабля.

— Просили ведь, кажется, не болтать, — сказал Гоша.

— Да я не прямо, не думайте. Я свой сон рассказывала. Как будто приснилось, что идет по Владимирской такое странное существо: голова как у спрута…

— У спрута не бывает головы, — сказал Женя.

— Неважно… А ноги и руки как у морского льва.

— У морского льва не бывает рук, — сказал Колода. — И ног тоже.

— Но это ведь сон. Что вы придираетесь?

Колода тоже признался, что кое-кому говорил про летающие тарелки, только абсолютно с научной точки зрения; что все это очень возможно и каждую минуту могут появиться — хочешь над водокачкой, хочешь над опушкой в конце Владимирской. Почему нет?..

Через несколько дней лопнувшие шары были заменены новыми, и тарелка опять стала, как прежде, эластичная, упругая, и вся так и рвалась ввысь.

На этот раз решено было запускать с вечера.

В двадцать один час восемнадцать минут по летнему московскому времени трое неизвестных подошли в сгустившейся тьме к невысокому забору на окраине поселка.

— Эй, — произнесли они сдавленными голосами. — Ты здесь?

И тут же с другой стороны забора выросла фигура четвертого неизвестного.