Начинает играть другая песня, как будто последних тридцати минут и не было. Жизнь начинается снова, и я вырываюсь из лабиринта времени, в который он меня бросил.
Меня переполняет такое разочарование, что я опускаюсь на дно бассейна. Я падаю как камень, плыву, пока не оказываюсь на дне.
Затем распахиваю глаза, позволяя хлорке выжечь его из моей памяти, открываю рот и кричу.
Глава 18
— Сильнее.
— Сильнее!
— Да ладно, чувак, я сказал сильнее! И это все, на что ты способен? Не удивительно, блядь, что ты запасной.
Его слюна попадает на мою голую грудь, его лицо покраснело, как пожарный гидрант. От криков, от драки.
Я обхватываю его руками и впиваюсь в его обнаженный живот, глаза не могут не заметить глубокие рваные шрамы, которые лежат там и на его груди. Я утыкаюсь головой в его плечо, левой обхватываю его шею, чтобы удержать его на месте, пока наношу удар за ударом в его брюхо.
Я ненавижу это забытое богом имя.
Пусть лучше Тэтчер называет меня Али каждый день до конца жизни, чем я снова услышу от кого-то это слово.
Это все, кем они меня видят, это все, кем меня когда-либо видели.
Болезненные удары исходят из моего кулака, созданного, чтобы дробить кости. Я знаю не так много людей, которые могли бы выдержать такие удары. Я думаю, что после многих лет насилия он привык к этому. Это было извращенное чувство связи между друзьями.
Старые раны, которые я любил прятать с помощью взрывной ярости, вновь являются мне в этом подвале. Они разверзаются, оставляя меня истекать кровью по всем причинам, по которым я хотел бы никогда не рождаться.
Намеренно или случайно, но родители назвали меня в честь главного палача и мучителя из Ада. Еще до того, как я смог мыслить, мне дали имя, которое предопределило, кем я стану.
Тем, кто приносит боль душам. Имя, данное злым духам и людям с плохим характером.
Оно не могло быть более совершенным.
Рук подстегивает меня своими словами, как я и предполагал. Так, как мне и нужно.
— Ты слабак, Алистер, — стонет он, хотя я наношу достаточно повреждений, чтобы сломить его, он все еще хочет большего.
Моя голова раскалывается от прилива крови:
— Заткнись на хер, Рук.
Именно здесь мы превращаем годы боли в моменты свободы, мы выбиваем муки из костей друг друга.
Обхватив его рукой за шею, я притягиваю его лицо к своей груди, соединяя руки у основания его головы. Погружаю колено в мягкое место прямо под его грудной клеткой. Восприимчивое движение, от которого у меня подкашиваются ноги. На его коже начинают появляться раны.
Наши тела слипаются от капающего с них пота. Мы используем друг друга как выходы, которых у нас не было в детстве.
Пот, дым и приторный запах резины от коврика забивают мне нос. Но этого недостаточно, чтобы забыть тот экзотический цветочный аромат, который присосался к моей коже, как пиявки. Он проникал сквозь хлорку, даже после душа я все еще чувствовал этот запах. Я все еще чувствовал ее запах.
Энергию, которую я почувствовал, оставив ее там, промокшую до нитки, зная, как сильно она пульсирует в ожидании оргазма. Я чувствовал жар, соки, которые лились из ее пизды даже в воде. Зная, что я закрутил ее разум в узел.
Я показал ей, что она ничем не лучше нас. Грязная, грубая девчонка, которая наслаждается тем, что подкрадывается по ночам. Что пыхтит и хнычет в объятиях парня, которого ненавидит.
Тянется за оргазмом на бедре мужчины, который должен был стать ее кончиной. Это было опьяняюще. Я никогда раньше не чувствовал такой силы.
Моя голова не в том месте, где нужно. С каждой секундой она все больше ускользает от этой борьбы.
В своем рассеянном состоянии я даю Руку возможность толкнуть меня в грудь и отбросить от себя. Он наносит небрежный левый хук в мою челюсть с достаточной силой, чтобы зажать мою нижнюю губу. Я чувствую, как кровь начинает стекать по моему подбородку.
Мы замираем на секунду, оба в шоке. Глаза Рука открыты чуть шире, а я подношу палец к губе и отвожу его, чтобы осмотреть ярко-красную жидкость, оставшуюся после удара.
Меня никогда раньше не били.
Я никогда раньше не позволял никому бить себя.
Не уверен, кто в большем шоке, я или Рук. Впервые с тех пор, как мы были подростками, он нанес мне удар, от которого пошла кровь.
Она все портила. Ее запах, жалкие стоны, нетерпеливые движения бедер и одышка мешали мне сосредоточиться. Ее существование разрушало мою жизнь.
Я был настолько поглощен ею, желанием избавиться от нее, заставить ее замолчать, что другие женщины стали для меня размытым пятном. Все они находились где-то вне фокуса, потому что мое внимание было приковано к тому, что делает она, где она находится, с кем разговаривает.
В ту ночь в бассейне она делала все, что я хотел. Марионетка на моих ниточках. Я показал ей, что она всего лишь игрушка, которой я могу управлять. В мои намерения не входило, чтобы она оседлала мое бедро, но мне хотелось посмотреть, как она выяснит, кто именно является главным в этой ситуации.