— Ты осталась такой же упрямой и своевольной! Я забыл, какой ты можешь быть. Настоящим исчадием.
— А ты зря теряешь время, пытаясь меня убедить, что ты преступник и плохой человек.
Но его слова все же задели ее за живое. Неужели он видит в ней избалованную девчонку, преследующую его по пятам?.. Она питала иллюзии, ей показалось было, что он увидел в ней женщину?
Он снова надел маску безразличия.
— Да, я преступник, я вне закона. Я убийца.
— Ну почему ты все время хочешь меня напугать! Как ты можешь так поступать со мной? — в отчаянии спрашивала она. — Почему ты не понимаешь, что я уже взрослая.
— Ты должна меня бояться, — сказал он мрачно, и вдруг она поймала на себе его голодный взгляд и поняла, что вызывает в нем раздражение именно потому, что он видит в ней женщину. И все стало на свои места. Все просто и ясно. Его взгляд выдал его. Это был взгляд мужчины, изголодавшегося по женщине, — теперь объяснялось его поведение и грубость. Он дрожит от с трудом сдерживаемого, дикого, необузданного желания, которое она пробудила в нем. Больше не раздумывая, она медленно приблизилась к нему и взяла за руку.
— Мне все равно, что солдаты умерли из-за тебя. Мне все равно, что ты был заключенным, что сбежал и теперь преступник, разыскиваемый властями. Я никогда не стала бы бояться тебя, Шон.
— Тогда ты просто глупа. — Он отбросил ее руку. — Ты не поняла? Шона нет. Но я здесь. Ты можешь называть себя Эль или Элеонорой, теперь это все равно. Я был заперт в подвале на два года. Поэтому теперь соблазнять меня — плохая идея. Ты должна меня бояться.
Она не сразу поняла значение его слов. Но, увидев блеск в его глазах и голодное выражение, поежилась.
— О боже, ты хочешь сказать, что ничего не чувствуешь ко мне, просто тебе нужна женщина, все равно кто.
— Вот именно.
Его жестокость резанула как ножом.
— Я тебе не верю. — Он не мог так измениться. — Ты никогда не стал бы меня использовать. Ты бы скорее умер, но не стал бы.
Может быть, он действительно превратился в незнакомого, опасного человека, которого стоит бояться. Может быть.
Он медленно оглядел ее всю, как будто раздевая глазами.
— Это Шон умер бы, не я.
Он больно сжал ее руку, потом прижал к своей груди. Она даже не пыталась вырваться, чувствуя бесполезность усилий.
— Ты можешь быть изменником, но только не чудовищем. Я отказываюсь принять твои слова.
Он освободил ее руку.
Она повернулась и пошла прочь, потрясенная до глубины души. Она не сможет никогда поверить, что он способен ее обидеть. Он был ее защитником, ее спасителем, ее другом. Но он изменился. Вопрос — насколько. Она прислонилась к дереву, задыхаясь. Чего ей ждать от этого Шона? Она всегда хотела, чтобы Шон О'Нил взглянул на нее как на желанную женщину. Нет, она должна победить то зло, которое поселилось в его душе.
Вдруг он очутился прямо за ее спиной.
Она испугалась, но не сдвинулась с места.
Прошло несколько напряженных минут, и она услышала у себя над ухом его голос. Он находился так близко, что его дыхание щекотало ее шею.
— Ты должна меня бояться. Уходи.
Она решила бороться.
— Я не боюсь тебя, Шон. Ты меня испытываешь, потому что сам не знаешь, как поступить, ты смущен, что вдруг увидел во мне женщину. Не лги, что тебе безразлично, кто будет на моем месте.
Она повернулась к нему лицом.
— Я не сдамся. Я люблю тебя.
Но ей понадобилось собрать всю храбрость, чтобы протянуть руку и погладить его по щеке. Надо показать ему, что он не смог ее запугать.
— Ты не сможешь меня обидеть. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.
Он отодвинулся, ее рука бессильно упала.
— Ты снова… плачешь.
Она и не заметила, что слезы катятся по ее щекам.
— Ты страдаешь, и я страдаю, глядя на тебя, — ответила она.
— Я не нуждаюсь в жалости!
— Я тебя не жалею. Я страдаю, и мне больно знать, что ты перенес. И если позволишь, я постараюсь облегчить твою боль.
— Я уезжаю.
Она заглянула осторожно в его глаза. Как ей достучаться до его сердца?
— Помнишь, как я свалилась со своего толстого старичка пони?
И снова искорка промелькнула в его глазах, взгляд посветлел, утратил жесткость. Он помнит. И она поспешно продолжала:
— Я сердилась и хотела заставить его перепрыгнуть упавшее дерево. Хотела показать всем, что я хорошая наездница.
Он отвернулся, глаза снова потухли.
— Я не помню.
Но он помнил, она видела это.
— Он не хотел прыгать, остановился, и я перелетела через его голову.
Шон пошел от нее прочь, и она, расстроенная, смотрела в его спину.
И вдруг услышала:
— Я помню этого пони. Он был слишком стар, чтобы взять даже такое незначительное препятствие.
Она засмеялась:
— Он был такой славный, я его обожала.
Он обернулся, лицо стало проясняться, губы сложились в подобие улыбки. Потом сказал:
— Нет смысла вспоминать прошлое.
Но ведь она заставила его улыбаться, если не непослушным ртом, то хотя бы в душе.
— Ты звал меня Липучкой, и я ненавидела прозвище, и еще крутил мое ухо, если удавалось меня догнать.
— Не помню. — Он отвернулся, пряча лицо.