Украденная невинность

Джессика медленно шла, направляясь к полузаброшенной оранжерее в самом дальнем углу сада. Лодыжка, поврежденная во время пожара в Бенэмвудс, давно зажила, и теперь можно проводить в одиночестве все свободное от занятий время. Долгие часы девушка пропалывала, рыхлила почву, намереваясь посадить какие-нибудь экзотические растения… но, в сущности, просто заменяя работой праздность, во время которой мысли упорно возвращались к Мэттью.

Минуло три недели с тех пор, как он покинул Бслмор. Сборы заняли несколько часов, и, как только закончились, капитан немедленно выехал в Портсмут. Маркиз пытался убедить его повременить, отдохнуть от лондонской жизни хоть один день, но граф остался непреклонен.

Всю дорогу от Бенэмвуда Мэттью был холоден и отчужден сверх меры. Ни о пожаре, ни о том, что случилось между ними после, он с Джессикой не заговаривал. Только однажды, перед самым отъездом, Ситон позволил соскользнуть маске, которую так упорно носил.

Они стояли тогда у парадных дверей. Все было готово. Грум держал в поводу лошадь, к седлу которой приторочили небольшой дорожный баул Мэттью. Церемонно и почтительно пожав маркизу руку, Мэттью вдруг обнял старика с нескрываемым теплом (редкое проявление чувств).

— Береги себя, отец!

— Ты тоже, мой мальчик. Я буду молиться за тебя. Мэттью кивнул. Потом, повернувшись к Джессике, приподнял ее лицо за подбородок и несколько секунд смотрел в глаза.

— А тебе я вот что скажу, моя прекрасная простолюдинка. Если ты еще хоть раз посмеешь так рисковать собой — все равно, ради меня или кого-то другого, — то, клянусь, тебе придется предстать перед еще большей опасностью — моим гневом.

Ласковый свет в его глазах померк, словно и не бывало. Повернувшись к лошади, нанятой в Портсмуте для поездки домой, капитан принял поводья, вскочил в седло и поскакал прочь.

За то короткое время, что он оставался в Белморе, Мэттью не объяснился с Джессикой насчет случившегося на пожаре и не рассыпался, по обыкновению, в извинениях за свое поведение. Это могло означать, что граф ни о чем не жалеет, а могло — что винит во всем ее одну. Она ведь была обязана положить конец вольностям, как, без сомнения, поступила бы любая настоящая леди.

Например, Каролина Уинстон.

Когда Джессика позволяла себе вспоминать, ее мучило чувство стыда за собственное непристойное поведение. Ведь ей даже в голову не пришло, что можно протестовать против поцелуев Мэттью. Вдвоем они пережили большую опасность, могли умереть. В таких случаях жизнь и все, что она несет с собой, кажется более драгоценным. Потому и любовь вспыхнула сильнее чем прежде.

Любовь. До сих пор Джессика не произносила этого слова даже мысленно, но в сердце своем с самого начала знала, что происходит. Девушка любила Мэттью Ситона с того самого дня, когда увидела впервые. Но это не извиняло того, что они себе позволили.

Мэттью принадлежал другой. Ее, Джессику, капитан лишь страстно желал, не скрывая этого ни от себя, ни от нее. Будь она настоящей леди, то сумела бы обуздать вожделение. Деликатная, невинная натура заставила бы ее лишиться чувств при первом же прикосновении губ к обнаженной груди, и уж тем более когда руки графа двинулись вверх по бедрам.

Настоящую леди все это ужаснуло бы и шокировало… По саду пронесся ветерок, всколыхнув ветви деревьев, качнув цветущие розовые кусты. Джессика ощутила внезапный озноб и горько усмехнулась, думая: что мать, что дочь! В те минуты, когда Мэттью набросился на нее с безумными, бесстыдными ласками, она чувствовала только ответное желание.

Но Джессика ни о чем не жалела! В ту ночь он был совсем иным, чопорный лорд Стрикланд, одновременно и нежный, и яростно требовательный. Мэттью явно боялся потерять ее. В те мичуты легко было поверить, что она ему небезразлична, но почему же тогда граф ничего не сказал, почему не признался, что начал чувствовать к ней нечто большее, чем страсть?

Его молчание означало, что капитан по-прежнему намерен связать свою жизнь с леди Каролиной.

Как только приходила эта горькая мысль, Джессика вспоминала слова, сказанные Мэттью во время вальса: «Джереми — человек благородный. Кроме того, он богат и влиятелен. Если попросит вашей руки, стоит соглашаться не раздумывая». Сердце щемило при мысли, что граф готов без протеста отдать ее другому.

Что до герцога Милтона, тот выждал приличествующие две недели и явился в Белмор с визитом. Джереми попросил папу Реджи включить его в число претендентов на руку Джессики, потом с галантностью, в розарии, сделал ей предложение.