Украденная роза (Соблазненная роза)

– После. – Он мягко привлек ее к себе и поцеловал в щеку. – Твоя тайна наоборот подтолкнула меня поскорее это сделать, чтобы доказать тебе, что я не считаю тебя неровней. Я давно подумывал заказать его, но мешали вечные мои походы. И вдруг набрел на того искусного монаха. Вышивальщица уже вышивает для тебя флаг.

– Спасибо тебе, любимый, никогда даже и не мечтала о том, что у меня будет свой флаг, с моим собственным гербом.

– А потом мы сделаем другой герб: со знаками отличия Рэвенскрэгов, де Джиров, а твою розу поместим в центре, – размечтался Генри, вовсе не уверенный в том, что законы геральдики допускают подобные вольности в расположении символов, ну ничего. Здесь, в Йоркшире, он сам себе голова.

Когда он заговорил о де Джирах, ее улыбка померкла. Она хотела было запротестовать, но вспомнила, что теперь она наследница сэра Исмея и действительно имеет право использовать в своем гербе его леопарда, изготовившегося к прыжку. Генри был так чуток и великодушен, что не поставил на ее гербе оскорбительной полоски, которую обычно рисуют на гербах незаконнорожденных.

– А скоро мой флаг будет готов?

– Надеюсь, уже сегодня. Так что в первое же свое путешествие ты отправишься под реющим знаменем.

– Значит, на днях.

– Что? – Его пальцы, старательно сворачивавшие пергамент, замерли. – На днях? И куда это ты собралась?

– Туда же, куда и ты.

– Ну уж нет. Это слишком опасно.

Она упрямо стиснула губы и вздернула подбородок – ему слишком хорошо был знаком этот жест, не предвещавший покорности.

– Опасно? Нашел, чем меня испугать, я столько опасностей пережила за последнее время…

– Но это невозможно, любимая. Солдат не имеет права брать с собой жену, отправляясь на битву.

– Однако некоторые берут.

Генри нечем было возразить, некоторые его соратники действительно брали с собой жен, но обычно это делали те, у кого в ближайшем от лагеря поместье либо в городе имелись друзья или родственники – к ним они и поселяли своих леди. Однако в тех местах, куда они едут на сей раз, у Генри не было родичей.

– Тебе негде будет остановиться. Не станешь же ты спать в палатке, тебя будут окружать сотни, тысячи солдат.

– А где спит наша королева? Она ведь тоже путешествует вместе со своей армией, да при ней еще младенец. Разве не так?

Генри хмуро кивнул:

– Да, она не отлучается от армии, но солдатам вовсе не нравится, что она таскает за собой ребенка. Детям на войне делать нечего.

– Но я ведь не тащу за собой ребенка, я еду одна. Я могу остановиться в лагере королевы, вместе с ее придворными дамами. Ты ведь достаточно знатен, чтобы испросить у нее эту милость. И никто, кроме тебя, не поставляет ей такого количества солдат, верно?

И снова у Генри не нашлось возражений. Дьявольщина, как ловко она загнала его в угол.

– Ну а сама дорога? Я же буду все время волноваться, как ты да что с тобой. Лучше останься в замке, здесь ты будешь в безопасности.

Они переглянулись и вдруг разом расхохотались: последнее утверждение Генри было весьма сомнительно.

– В безопасности? Мне так не кажется, и у меня есть на то свои причины. – Она умоляюще сжала его руку. – Я буду все время с тобой рядом. И днем, и… ночью. И смогу за тобой ухаживать… если понадобится. – У обоих дрогнули лица: ее помощь действительно могла понадобиться в любой момент. – Я видела, как женщины ухаживают за ранеными мужьями. Обещаю, что ты будешь мною доволен, дорогой мой, особенно в холодные длинные ночи. И куда нам нужно ехать?

– К югу от Йорка.

– В Йорке еще холодно, хотя уже весна. Кто-то непременно должен согревать твою постель и… и очень-очень тебя любить.

Спустя довольно долгое время они, насытившись любовными утехами, лежали в полудреме у очага. Генри все еще досадовал на себя за то, что поддался уговорам Розамунды. Безумная затея, но какая соблазнительная! Не изнывать от тоски и одиночества, и кто знает, как распорядится судьба его жизнью… О смерти они не говорили, но оба знали, что Генри может умереть на поле битвы. Эта мысль еще больше подталкивала его на рискованный шаг. Но если Розамунда едет с ним, стало быть, и медлить больше нет причин. Они с ней завтра же тронутся в путь по овеянным холодным дыханием северной весны йоркширским дорогам, чтобы ни дня не терять в разлуке, чтобы быть вместе столько, сколько им отпущено судьбой.

Тем же утром в Эндерли прибыл посыльный с запиской от Хоука, с одной лишь фразой: «Планы переменились». Она с досадой снова прочла эти слова… «Планы переменились». Что Хоук имеет в виду? Посыльный в ответ на ее расспросы сказал, что их светлость с войском готовятся отбыть в поход. Что ж, этого следовало ожидать. Видно, Хоук дает ей знать, что Генри отбывает раньше, чем они рассчитывали.

Приятно взбудораженная мыслью о том, что скоро снова свидится с Генри, Бланш приказала горничным немедленно упаковывать ее самые любимые платья.