Украденная субмарина. К-129

И тут, донельзя издерганный и взмыленный, рассвирепевший от накаленной обстановки, я допустил непростительный для опытного штабника шаг:

— А ну давай сюда обе шифровки!

И эти две шифровки (в доподлинном их содержании) легли в тексте на карту, да еще вошедшие в раж чертежники обвели их в рамку черной тушью. Карта, еще не успев просохнуть, разрезана на полосы, и эти полосы начал поглощать фототелеграф. А на «той стороне», подгоняемые начальниками разведчики выхватывали еще сырые полосы и, не читая, ворвались в кабинет топающего ножками С. Горшкова, разложили на столе и благоразумно отступили: «Вот, товарищ главнокомандующий. Это все тихоокеанцы… А мы тут ни при чем…».

Как потом стало известно, главком С. Горшков надел очки и… и на последующие трое суток между разведкой ВМФ и разведкой ТОФ прекратились все виды связи. Как после ядерной войны… Но прекратились они и по линии командных пунктов.

Спустя трое суток по каким-то неотложным делам я оказался в кабинете начальника штаба флота, где вдоль стен сидело несколько адмиралов. Начальник штаба ТОФ вице-адмирал В. Сидоров разговаривал с Москвой по «красному» телефону. А закончив разговор, с известной долей иронии разглядывал меня и наконец произнес:

— Ну что, герой… Доказал свою правоту?

— Доказал, товарищ адмирал.

— Ну, вот что. Москва тебе этого не простит.

— А я это уже понял, товарищ адмирал…

27 марта 1975 г., спустя неделю в штаб ТОФ прибыл генерал-лейтенант из Генерального штаба.

Наверное, очень умный, решил капитан 1 ранга А. Штыров: на груди два «поплавка». «Но почему генерал, а не моряк? — этого я так и не понял. По приказанию начальника штаба флота я вручил генерал-лейтенанту пресловутую «красную папку» с материалами по операции «Дженнифер». Генерал-лейтенант потребовал отдельный кабинет и уединился в нем. А спустя четыре часа прибыл к начальнику штаба и вызвал меня:

— Возвращаю папку. Я все внимательно изучил. Я в это не верю.

— Но это факты! — возразил я. — Это же факты.

— Все равно не верю. Ибо это технически невозможно.

— Но это же факты!

— Не верю, — генерал-лейтенант был лаконичен.

А начальник штаба молчал и смотрел на меня. Я, в свою очередь, — с сожалением посмотрел на генерал-лейтенанта, взял папку и молча вышел».

В последнюю декаду марта 1975 г., во исполнение постановления ЦК КПСС главком ВМФ отдал приказ: «В районе гибели К-129 нести боевое дежурство. Подъема оставшейся части не допустить, вплоть до бомбежки района». Такое дежурство велось в течение полугода.

По указанию Москвы сделан запрос госсекретарю Генри Киссинджеру: «Мы ожидаем от американской стороны объяснений в связи с упомянутыми сообщениями, и в том числе полной информации относительно тел членов экипажей, а также прекращения каких-либо работ на этой подводной лодке». Киссинджер сказал, что доложит Форду об этом запросе. «На мой вопрос, неужели ему самому нечего сказать по этому поводу, который, несомненно, не является для него новостью, — пишет бывший посол СССР в Вашингтоне А. Добрынин, — госсекретарь после небольшой паузы ответил, что «вся эта проблема уже вызвала крупные споры в самом правительстве», но от дальнейших пояснений уклонился».

«ОБИХОЖЕННОЕ» ГОРЕ

ПИСЬМО В «НЕЗАВИСИМОЕ ВОЕННОЕ ОБОЗРЕНИЕ»

3 ноября 2000 г.

Мы, члены семей погибших в 1968 г. на ПЛ К-129 уже все это проходили и проходим до сих пор. Вранье, которое с самого начала трагедии на «Курске» звучало и звучит по сей день с экрана и в прессе, преследует нас вот уже 32 года. Мы ведь так и не знаем правды о том, что произошло с самыми близкими нам людьми, и никто не стремится ее выяснить, обнародовать, или заступиться за нас, потребовать ответа с виновных в трагедии за случившееся.

У семей погибших на подлодке К-129 до сих пор на руках единственный документ о их гибели — «Свидетельство о смерти», где в графе «Причина смерти» значится — «признан умершим». И все! Но нет никого, кто спешит повиниться хотя бы сегодня за это служебное преступление. Подобная «бумага» унижает честь и достоинство погибших подводников, выполнявших свой воинский долг, их добрые имена официально на государственном уровне не восстановлены.

И тогда, 32 года назад, утверждают бывшие военачальники, были разосланы семьям письма-соболезнования, была пущена, как принято на флоте, «шапка по кругу». С семьями матросов я, к сожалению, не общаюсь, не имею такой возможности, а вот с женами офицеров и мичманов связи не теряю. И никто из нас никаких писем не получал и в глаза не видел ни «шапки по кругу», ни ее содержимого. Кто-то и наше горе сумел хорошо «обиходить»…

Мне стыдно называть сумму, которую мне ежемесячно выплачивают (я думаю, что и моему мужу там, на дне Тихого океана, тоже стыдно!), но придется — 820 руб.!

С глубоким уважением,

вдова старпома подлодки К-129

Ирина ЖУРАВИНА