А может он на самом деле не такой уже урод? Раз совершенно незнакомый человек разговаривал с ним на равных. И мама не раз говорила, какой он красивый, и что шрамы только украшают мужчину. Может быть этот незнакомец и усмотрел в нем, в Стасике, в брошенном и забытом ребенке, настоящего мужчину. То, что не видит никто другой, то что Стас прячет в глубинах своей души.
«Александр – думал Стас, и имя то какое у него громкое. Как Александр великий. И сердце у него открытое и доброе. И мудрость, определенно ему присуще человечность и великий ум. Не может быть человек с таким именем быть опасным.»
И Стас решился, что на следующий день он отправится в гости с своему новому знакомому.
« К моему другу, - с улыбкой думал Стас, представляя как они вместе сидят на веранде, ведут взрослые беседы. Настоящие мужские разговоры. И сердце Стаса наполнилось новым чувством – гордостью.
На следующий день, ни сказав маме не слова, он отправился к дому Александра. Перед тем как выйти на грунтовую дорогу, Стас обернулся на свой дом и бросил взгляд на окно маминой комнаты. Она стояла у окна. Ее не было видно, но Стас видел как колыхнулась занавеска.
Он помазал рукой и послал воздушный поцелуй. В последний раз. Если бы он мог предвидеть судьбу, если бы знал, что никогда больше не вернется домой… Но в полной уверенности, что идет в гости к своему другу, Стас мысленно покорил мать за излишнюю опеку и уверенной походкой направился к озеру.
Глава 11.
Пела скрипка - красиво, жалобно, протяжно. Если не видеть, а только слышать, можно подумать что играет мастер виртуоз. Звучание было совершенно чистым и истинным. Дрожала каждая струна, пела каждая нота, музыка оживала.
Открытое окно трепало занавески, впуская в комнату холодный осенний воздух.
Это была обычная Тверская квартира. Видно было что здесь проживало не одно поколение хозяев. Довоенный стиль совершенно нелепо перекликался со стилем современным. Так например к старинному секретеру был приставлен круглый стул на колесиках. А на кожаном диване, с резными деревянными спинками, лежало мохеровое покрывало. И все в этой комнате имело характер несуразного смешения стилей и эпох. Коллекция книг, которая по всей вероятности стоила огромных денег, красовалась на совершенно невзрачном, дешевеньком стеллаже.
Именно в этой нелепой комнате, где переплетались стили и эпохи, и проходили занятия музыки.
Посередине зала, на толстом персидском ковре, босиком в одних беленьких носочках, стояла девочка. Это она душой играла на скрипке. Она заставляла инструмент петь.
Ее тоненькое платье, шевелилось в такт ее движений. Волосы спадали с плеч, прикрывая их наготу.
Позади нее, слишком близко, стоял пожилой мужчина. Он то и дело поправлял очки, и дрожащей рукой проводил по ровной спине своей ученицы.
- Тише Юленька, не так агрессивно. Мягче. Мягче.
Каждый раз чувствуя его прикосновение, Юленька передергивалась от отвращения. Почему этот старик все время трогает ее? Зачем он ее гладит?
Давно уже надо было рассказать все родителям, но Юля боялась. Боялась, что они не поймут ее. Боялась, что осудят. Ведь они так хорошо относятся к Владилену Серафимовичу.
Год назад, впервые увидев своего нового учителя музыки, Юленька обрадовалась. Ведь он был довольно приятным пожилым мужчиной преклонного возраста. Лет шестидесяти. Невысокого роста, с аккуратной и достаточно густой для его возраста шевелюрой. С открытой улыбкой и добрым взглядом.
Первые занятия он провел в присутствии родителей. Родители остались довольны, пожали по рукам, и с тех пор три раза в неделю Владилен Серафимович посещает Юленьку на дому, обучая девочку игре на скрипке.