Так продолжалось несколько дней, до тех пор, пока однажды вечером не раздался звонок в дверь. Пришел Зигмунд Фляйшман, старинный приятель Анрэ, невысокий, голубоглазый, с белоснежными зубами, густой черной шевелюрой и такой же бородкой. Эта самая бородка в юности была предметом зависти для всех других мальчишек — в четырнадцать лет ни у кого, кроме Зигмунда, еще не появилось на лице никакой растительности. Анрэ с радостью отметил, что друг детства совсем не изменился, даже одет был в прежнем своем стиле: в темный полосатый шерстяной костюм с ярким, полосатым галстуком.
Приятели распили бутылку вина, вспоминая, как вместе росли, тайком учились курить, ухаживали за девушками. Но вскоре Анрэ понял, что Фляйшман заглянул к нему не без умысла. Так и оказалось — Зигмунд поделился с другом идеей, которая уже некоторое время не давала ему покоя. Речь шла об открытии банка, который финансировал бы небольшие компании, мелких дилеров, продающих сигареты в Италии и Швейцарии, занимающихся контрабандой продуктов питания; их развелось множество, и все требовали себе места под солнцем — один поедал другого, а потом сам становился чьей-то добычей. Фляйшман собирался поговорить со своим отцом, советником бюро по страхованию рабочих от несчастных случаев: он думал, что отец, как специалист, знающий эту среду и контингент будущих клиентов, не откажет — ведь дело это выгодное, тем более что за него берутся такие корифеи, как Зигмунд (у него было юридическое образование и некоторый опыт адвокатской работы) и выдающийся математик Анрэ!
Сначала у Орелли еще оставались какие-то сомнения, но вскоре вино, юная горячность и радужные перспективы, обрисованные другом детства, сделали свое дело. Анрэ сидел разгоряченный, с красным лицом, размахивал руками, доказывая преимущества мелких банков, словно именно ему и пришла первому в голову эта идея. Зигмунд со всем соглашался и лишь, когда Анрэ утихал, подбрасывал свои доводы.
— Ты что, не согласен со мной? — спрашивал Анрэ.
— Конечно, согласен, дружище! Но сейчас я говорю о другом. Дело не в том, чтобы открыть банк, а в том, чтобы он работал, как часы, и приносил прибыль, — отвечал приятель.
— Ну а я о чем? И я о том же. Привлечем Карла Шпиттелера — он хорошо разбирается в финансах, можно пригласить Лису — Макса Цолингера…
— Нет, нельзя сразу так раздувать штаты. Начинать надо вдвоем, а потом будет видно, — возражал Зигмунд.
— Точно говоришь. Молодец! Годок протянем на пару, а там посмотрим, — соглашался Анрэ.
— Значит, для начала нужно будет составить подробную смету, поработать над финансовым планом и помозговать, кто из нас чем будет заниматься. Лучше всего сразу разделить между собой сферы, чтобы не было осложнений в дальнейшем…
— Главное — доверять друг другу. По-моему, это золотая идея — заняться мелкими посредниками. Я кое-кого знаю, кому все время нужны деньги… Такие пойдут на любой процент, лишь бы достать их немедленно. У меня есть один знакомый — Ганс Келлер, могучий мужик! Он прокручивает миллион мелких сделок, и деньги ему нужны постоянно. И знаешь где он их берет? У живоглота Цюбельбюллера, под неслыханные проценты! Так он, понятное дело, лучше пойдет к нам, чем к этому новоявленному Гобсеку! — горячился Анрэ.
— Кто ж не знает прохвоста Цюбельбюллера! Да его пол-Лугано ненавидит. Имея такой гешефт,[1]
ходит в старом сюртуке и, вы подумайте, носит старую, засаленную шляпу! Разве может порядочный человек ходить в такой шляпе? Его дети не знают, что такое подарки. Им неизвестно такое слово…— Постой-постой, а что, если и нас начнут ненавидеть, как этого Цюбельбюллера? — Анрэ как бы заглянул в свою душу с этим вопросом. — Нет, мы такими не будем. Не может быть! Я не такой, да и ты не такой, я же знаю…
— Что ты не такой — это точно, — Фляйшман широко улыбнулся. — Но сейчас нам еще рано говорить о прибыли. Надо трезво оценивать свои возможности и перво-наперво решить вопрос о начальном капитале. Я завтра же поговорю с отцом… Вернее, уже сегодня, на часах давно за полночь. Пожалуй, мне пора.
— Может, останешься у меня? — Анрэ очень не хотелось отпускать друга и прерывать такой интересный разговор.
— Нет, спасибо, я пойду. Порядочный еврей должен ночевать дома. Да и мама будет волноваться.
— Зигмунд, стыдись, ты же взрослый мужчина! Неужели твоя мать не разрешает тебе, как какому-нибудь школьнику, проводить ночи вне дома? Это же просто смешно!
Лицо Зигмунда побелело.
— Ты, видно, не знаешь, что с моей мамой?
— Нет. А что с ней такое? Она нездорова?