Украденные мощи. Афонскиерассказы

Красота Афона не впечатляла Жака Пьера, так же как и многочисленные святыни, приветливость святогорских монахов не могла его растрогать, песнопения православных хоров не бередили душу. Он всегда помнил изречение великого полководца Сунь Цзы: «война — это путь обмана». Он изучал чужую традицию с бесстрастием шпиона и равнодушием врага. Все здесь было похоже на другие духовные места — культовые здания, монахи с четками, гимнография, аскеза, почитание учителей, особая одежда и прическа, отличающая их от мирян, религиозная живопись. В общем-то, ничего особенного. Единственное, чего француз никак не мог найти, так это следы занятий боевыми искусствами, но его учитель не мог ошибиться. Надо искать. Настоятель, великий мастер шаолиньской школы бокса, перед самым его отлетом, научил Сюй Чжун-шу использовать энергию разрушающейся башни; теперь он мог использовать намерение разума и без применения грубой силы. Нанесение ударов на расстоянии десяти шагов! Насколько он знал, европейцам эту энергию еще никто не открывал. Великая честь!

Походив по горе с две-три недели, Жак Пьер услышал от одного паломника предание о невидимых старцах, которые, как и следует из их определения, не могли быть видны невооруженным и вооруженным глазом и несли тайный подвиг молитвы за мир. Наверняка, подумал француз, эти старцы владеют какими-то скрытыми и могущественными стилями Кун-фу, раз они предпочитают оставаться в безвестности и не решаются доверить свои приемы первому встречному.

Сосредоточив свои усилия на поисках невидимых старцев, Жак Пьер ночевал в Панагии и побывал даже на самом пике Афона — в храме Преображения Господня.

Там он провел почти десять дней, пока не началась сильная гроза. Француз, почувствовав, как вибрирует металлическая ручка двери храма, понял, что жизнь его находится под угрозой. Быстро выбежав из низенькой церкви, стоящей на самой высокой точке Афона, Жак Пьер начал спускаться по тропинке вниз. Гроза набирала силу, и молнии били в землю со всей мощи. Тучи сгустились, темное фиолетовое море внизу казалось отражением грозового неба. Грохот был таким сильным, что закладывало уши. Француз споткнулся о камень и упал, покатившись со склона; рядом огненная змея ужалила сухое дерево, которое, вспыхнув, также упало и покатилось вниз, словно боевой валик против римских легионов.

— Наверняка, это все волшебство невидимых старцев! — Жак Пьер подумал, что они раскрыли его как вражеского шпиона и собираются уничтожить. Еле живой и промокший до нитки, Сюй Чжун-шу добрался до Панагии и с облегчением лег на матрас в каменном притворе. Все тело болело, и он решил погрузиться в медитацию. Это было единственным лекарством, способным восстановить его душевное равновесие. Усевшись в специальной позе, француз расслабился и начал читать мантру, открывающую сознание. Предвкушая сладость транса, он выдохнул и приготовился к погружению. Что за бред?! Впервые за много лет Жак Пьер не мог медитировать. Он попробовал еще несколько раз с тем же самым успехом. Отчаявшись, француз чуть не заплакал, ведь в медитации скрыт источник всей его силы.

Через несколько дней измученный Жак Пьер решил вернуться в Китай, невидимых старцев он не нашел, секрета афонских подвижников не разгадал. Он сидел в монастыре Ксиропотам, в пустой келье и горестно вздыхал. Наконец, перед самым отъездом он спросил гостиничного монаха:

— Ответь мне, отец, я европеец, но живу в Китае, в шаолиньском монастыре. Все у вас хорошо, образ жизни ваших монахов похож на наш. Вы много молитесь — мы медитируем, вы мало спите и ограничиваете себя в пище, так же и мы воздерживаемся, вы поете — мы читаем нараспев мантры. Но ведь путь монаха — путь воина. Мы вот в Шаолине практикуем боевые искусства, а у вас есть что-нибудь подобное?

Монах лениво оторвался от книги:

— Шаолинь? Надо же! — он внимательно посмотрел на француза. — Понимаешь, представь, два человека враждуют между собою, каждый не хочет уступать другому, они ссорятся и не хотят даже разговаривать, не говоря о том чтобы примириться. И вот они встречаются в незнакомом месте, и один, преодолевая свою гордость, делает, при всем честном народе, земной поклон перед своим врагом. Последний, пораженный неожиданным великодушием противника, также просит у него прощения, и восстанавливается мир, — монах видел, что Жак Пьер, конечно, слушал с интересом, однако не понимал, о чем идет речь. — Кто из них победил?

— Победил в чем?

Грек стал понемногу выходить из себя:

— Ну, что ты, не понимаешь, что ли? Кто победил вражду?

— Ну, наверное, тот, кто первый попросил прощения, — Жак Пьер понял, что аспект борьбы здесь не затрагивает материальную сферу.

— Правильно! А как ты думаешь, ему легко было это сделать?

— Думаю, что трудно.

— Ага! Так вот, наше боевое искусство — научиться смиряться и прощать, чтобы, таким образом, побеждать зло. Понятно?