Украденные воспоминания

Илья быстро встал с кровати, выскользнул в прихожую, чтобы отыскать в темноте отцовскую зажигалку. Вернувшись, он забрался на подоконник и быстро сжег письмо Богдана, не потрудившись даже посмотреть адрес для того, чтобы когда-нибудь отправить ответ. Прохладный ночной ветерок унес запах гари в форточку.

Илья вернулся в постель и в свете фонарика принялся писать в дневник.

Если бы я верил в то, что загаданные желания сбываются, я обязательно попросил бы у тех высших инстанций, которые занимаются этим (Бог там, Вселенная, уж не знаю), чтобы мне дали второй шанс.

Второй шанс на жизнь.

Я хочу быть таким, как Андрей — самоуверенным, сильным, смелым. Я не хочу, чтобы меня жалели или гладили по головке. Я не хочу, чтобы меня ненавидели только потому, что я болен. Я не хочу, чтобы первым, что люди обо мне узнают был именно диагноз.

Проще говоря, я не хочу быть собой и свою жизнь хочу забыть, как неприятный сон. Все обиды, унижения, мамины слезы ночами, «псевдо-любовь» Вероники, ненависть Богдана, слова соболезнования родственников… эту гаденькую фразочку «школа, поближе к норме». Все! Сжечь, как это письмо…

А Андрей? Хочу ли я его забыть?

Еще один наш разговор.

Я: Твой отец — художник, правда?

А: Ну да. Он что-то рисует.

Я: Как здорово… Я так люблю искусство. Хотел бы я как-нибудь посмотреть…

А: Это того не стоит. Мазня. Ты нарисуешь лучше.

И улыбается. Лукаво так.

Глава седьмая

Февраль — самый грязный месяц в году и одновременно самый холодный. Март ничуть не чище, но его промозглая слякоть и талый снег хотя бы оправданы приближением весны.

Погода Илье определенно не нравилась и будь его воля, он бы предпочел провести это время дома, но вынужден был наслаждаться холодной романтикой бесцветного неба и хмурых луж, только потому, что это нравилось Андрею.

В его темных сияющих глазах отражались медленно плывущие тяжелые облака, нависшие над городом, как крышка жестяной банки. Илье честно не нравилось здесь, он все мечтал вернуться в родную провинцию или и вовсе перебраться куда-нибудь подальше. Никаких сомнений в том, что дальше фантазий эти планы никуда не уйдут, не было. Он останется здесь. И ничего не изменится. Для перемен нужно много душевной силы, а Илья сам не уверен был в том, что она у него найдется в нужном количестве.

Андрей вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Ветер унес дым прочь, Илья даже не успел вдохнуть его, а он любил так делать, когда его друг предавался своей вредной привычке. Ему хотелось бы начать курить, но он не хотел расстраивать маму. Что она подумает!

— Я не сдам экзамены! — страдальчески закатывая глаза объявил Андрей.

Илья посмотрел на него, потом на небо и себе под ноги. В луже у носков его ботинок плавали окурки, словно маленькие уродливые кораблики.

— Я тебе помогу, — с готовностью сказал он.

— Спасибо, друг! — искренне выдохнул Андрей и даже за руку мальчика взял. Илья весь напрягся, на него нахлынул поток самых различных чувств и ощущений. Первым делом он конечно пожалел, что не может через шерстяные перчатки чувствовать какая у друга прохладная и приятная кожа, после подумал о последствиях. Но их не было, потому что сцена эта длилась не больше минуты, Андрей быстро руку убрал, чтобы закурить уже вторую сигарету.

«Он считает меня другом… как славно» — думал Илья, заторможено глядя куда-то в пустоту.

— А что мы будем делать после? — зачем-то спросил он. Слово «мы» ласкало ему слух, медовой сладостью растекалось внутри.

Андрей не очень понял, о чем речь.

— После? — переспросил он.

— В следующем году, — уточнил Илья. Он боялся, что Андрей соберется в техникум и от безоблачного счастья останутся рожки да ножки. Он все время думал об этом и пытался представить, что будет делать тогда. Пойдет вместе с ним? А матери как это объяснить, она ведь мечтает в университет его как-нибудь устроить, только еще не знает в какой — ему вроде бы все интересно, а с диагнозом его выбор не большой. Сам Илья хотел бы стать лингвистом, к языкам у него была явная склонность.