Украденный миг

Эмма согласно кивала, осторожно поглядывая на Гидеона. Да-да, прекрасные, великолепные ворота, но не пригласить ли сюда срочно доктора Форестера? Похоже, что ее дорогой муженек свихнулся от счастья. Опасно спорить с сумасшедшими — ее предупреждали об этом еще воспитательницы в монастыре, когда учили ухаживать за больными. Честное слово, она немного испугалась.

— Ну, а теперь самое главное! Дом!

Он понес ее на руках вверх по лестнице, временами останавливаясь, чтобы поцеловать свое сокровище. На самой верхней ступеньке он бережно поставил ее на ноги.

— Не желаете ли войти, дорогая? — Гидеон широким жестом распахнул перед ней воображаемую дверь и повел вперед, придерживая за плечи, чтобы она не оступилась.

— Вот холл, мэм, взгляните и убедитесь сами, что он достаточно светел и просторен. Вот винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Она очень изящна и удобна, не правда ли? Может быть, вы соблаговолите подняться, уважаемая хозяйка? Наверху вас ждет мастер. Он жаждет получить от вас подробные указания по дальнейшему обустройству этого дома.

— Гидеон, ты и в самом деле сошел с ума? Что мы делаем здесь, объясни мне. Ворвались в чужие владения, бродим по чужому недостроенному дому, вместо того чтобы провести первую нашу ночь у себя, в своей спальне? Давай-ка, уедем отсюда поскорее, пока нас не застукал настоящий хозяин этих мест.

— А он уже здесь, дорогая! — Гидеон смотрел на нее сверху вниз, горделиво приосанившись. Его бархатный баритон звучал так нежно и вкрадчиво… Он был так величав, так спокоен, так прекрасен… Точно знойный самум обжег щеки Эммы, — так страстно любила она его в эту минуту.

Гидеон ласкал горячими пальцами черные завитки волос у нее на затылке.

— Милая, это наш дом. Я обещал тебе когда-то, что построю его для нас с тобой — и вот он ждет тебя, счастье мое! Уже полжизни он ждет, когда ты войдешь в него полновластной хозяйкой.

Фиалковые глаза ее блеснули.

— Это твой дом, Гидеон? Правда?

— Нет, не мой, а наш, Эмма. Я так долго мечтал о нем, что уже и не верил в то, что настанет час, когда ты увидишь его. И вот ты здесь — и делишь со мной эту радость!

— И ты сам строил его?

— Целых шесть месяцев. И он еще не закончен. Но я придумал его еще до того, как забил первый гвоздь. Ты помнишь, когда это было, Эмма?

Она растерянно молчала. Помнила ли она? О да! Она слишком хорошо помнила, как семь лет назад один долговязый влюбленный мальчишка обещал ей построить большой красивый дом из дерева коа, дом с длинной верандой над берегом океана, на которой они будут сидеть вдвоем вечерами и любоваться пенными гребнями волн и диким пляжем, пристанищем их первой любви! Разве могла она забыть эти счастливые часы, которые выкрадывала с таким трудом, разве могла она забыть ту полную луну, при свете которой они любили друг друга под кровом из лоз винограда? Именем этой луны она назвала свою и его дочь, малышку Махеалани, зачатую в полнолуние.

— Как я счастлива, Гидеон, что ты помнишь все это! Но ведь мы были тогда всего лишь глупыми детьми.

— Возможно. Но мы были уже достаточно взрослыми, чтобы понять, что не сможем жить друг без друга.

Гидеон перецеловал ее пальцы, коснулся губами нежной ложбинки в середине ладони. Неотрывно глядя любимой в глаза, он словно старался прочесть ее мысли. Эмма чувствовала, как страсть, нежность и великая гордость за то, что этот большой сильный человек так предан ей, переполняют ее душу.

Это чувство опьяняло ее, все ее тело трепетало, щеки пылали. Ей казалось, что они стали единым целым, она ощущала его с такой полнотой, какой не знала до этой минуты.

В каждой вене, в каждой жилке ее билось желание.

— Идемте, миледи…

Гидеон старался сохранять спокойствие, но голос его прерывался.

Эмма поднялась с ним по лестнице на второй этаж. Она гладила перила, глядя на иссиня-черный свод небес, усеянный крупными, немигающими звездами. Как огромны и прекрасны были эти звезды, сиявшие в просветах между стропилами, — небо, словно расцвело невиданными цветами, сплетавшимися в чудный свадебный венок созвездий! Это была ночь Небесной Звезды, их первая брачная ночь!

Сердце ее билось так сильно, что Эмма, боясь упасть, крепче сжала широкую, мозолистую ладонь Гидеона. Это была рука настоящего зрелого мужчины, знакомого с тяжким трудом, много пережившего и перенесшего в жизни, но оставшегося таким же молодым и прекрасным, как и семь лет тому назад. Это была рука мужа, отца, защитника. Ее пальцы ласкали его ладонь. Эта невинная ласка доставляла им обоим неизъяснимое наслаждение. Нет, их чувства не изменились за годы разлуки.

— Нет, Эмма, я не согласен с тобой в этом. Кое-что все-таки изменилось.

Он подслушал ее мысли. Как он понимает ее!..

— Что же изменилось, Гидеон?

— Во-первых, я люблю тебя теперь сильнее, чем раньше. А во-вторых, ты стала еще прекраснее с тех пор, как удостоила меня счастья называть тебя женой.

— Я стала еще прекрасней? Это невозможно! — Она рассмеялась и вдруг обняла его, прижавшись к нему всем телом.

Гидеон почувствовал полноту ее груди, тяжесть тела, дрожавшего от страсти.

— Невозможно? — эхом откликнулся он.