Я кивнула, хотя могла ли в принципе понять, что испытывает такой человек, как Эш?
– Я тоже довольно давно не водила машину, – призналась я. – У меня и машины-то нет.
Не стану же я объяснять, что после смерти матери я не в силах сесть за руль. Я как будто утратила доверие и к себе, к своей способности управлять этой огромной металлической клеткой, и к самой машине, которая перемолола тело моей матери. Когда мы впоследствии пользовались каршерингом, за руль всегда садился Джек, а я сама стала фанатом такси вскладчину, общественного транспорта и своих двоих.
– Андж ненавидела мою манеру водить, – внезапно произнес Эш, почти заставив меня вздрогнуть, потому что впервые за эту неделю я услышала от него имя жены. Не Анджелика – Андж. – Просто отказывалась ехать со мной. Чувствовала себя в безопасности, только когда сама сидела за рулем. – Я пожевала губами, не зная, что ответить. – Иронично, да, что она была за рулем, когда… – Он умолк, и несколько минут мы ехали в молчании, пока не свернули на извилистую Малибу Каньон Роуд и еще больше снизили скорость.
– Мне очень жаль, – наконец выговорила я. Эш кивнул.
– Она любила озеро, мы туда постоянно приезжали. Там никто нас не знал и не донимал. Сорок минут от дома – а как будто другой мир. – Он помолчал. – Я не был здесь с ночи аварии…
Я снова не знала, что сказать. И не очень понимала, испытывает ли он грусть или благодарен мне за повод снова посетить это место.
– Мы не обязаны туда ехать, если это слишком тяжело, – мягко заметила я, но Эш только покачал головой, и мы сначала углубились в каньон, а потом поднялись выше, и вот уже перед нами засверкали голубые воды озера.
Как пояснил Эш, дом, стоявший на берегу озера, был реконструкцией, оригинальное здание, еще раз подчеркнул он, сгорело. После смерти деда Эш приезжал сюда на выходные, и в доме до сих пор жила и приглядывала за хозяйством экономка, работавшая у Генри Эшервуда в последние годы его жизни.
– Она, правда, не настолько стара и поэтому не застала бабушку, – добавил Эш, когда мы оказались на подъездной аллее, – но я подумал, что вы в любом случае захотите поговорить с ней. Она знает все об истории моей семьи, старом доме и современном, и провела с дедом больше времени, чем кто бы то ни было.
Он выключил мотор, и я взглянула на дом: не такой большой, как поместье в Малибу, но все равно внушительный, двухэтажный, в стиле крафтс-ман, как будто хозяин пытался скрестить колониальный особняк и хижину лесоруба.
Мы выбрались из машины, и, не сразу вспомнив, что Эша воспитывал дед, я спросила:
– Вы выросли здесь?
– Отчасти. С двенадцати лет я учился в закрытой школе в Вермонте, а лето мы проводили во Франции.
Ну еще бы – отпрыску такой богатой семьи полагалось учиться в закрытой школе и ездить на лето в Европу.
Эш прокашлялся и остановился на миг, чтобы взглянуть на дом.
– Но мои детские воспоминания связаны в первую очередь с ними – с этим домом, этим озером. – Он вдохнул полной грудью, вбирая окружающие запахи.
Я последовала его примеру, потому что хотела запомнить эту сцену, чтобы как-нибудь впоследствии использовать в книге. Воздух, свежий и влажный, благоухал ароматом растущих вокруг сосен. Я уже понимала, почему Эш любил это место – и Анджелика, скорее всего, тоже.
Эш открыл переднюю дверь ключом, и я проследовала за ним внутрь, в двухэтажный вестибюль, украшенный внушительной хрустальной люстрой.
– Ау, – позвал Эш, – миссис Дэниелс, вы дома?
Несколько секунд спустя из-за поворота, как чертик из коробки, возникла крошечная женщина средних лет.
– О, Эш, милый, какой приятный сюрприз! – просияла она, теряясь в его объятиях. Потом отступила на шаг и обхватила его лицо ладонями. – Дай-ка взгляну на тебя, а то ты давно здесь не появлялся.
Я испытала неловкость, словно увидела что-то, не предназначенное для моих глаз, мгновенно залилась краской, и только тут миссис Дэниелс меня заметила. Нахмурившись, она повернулась к Эшу и уточнила:
– А это кто?
– О, простите, – спохватился Эш, – это та писательница, Оливия Фицджеральд, которую я нанял, чтобы написать историю бабушки Эмилии. Мы приехали, чтобы провести небольшое расследование.
Экономка снова внимательно оглядела меня, похоже, на миг задержавшись на моих разноцветных глазах. Застеснявшись еще сильнее под ее пристальным осмотром, я моргнула и спрятала щеки в ладонях.
Если я перенеслась внутрь собственного, слегка искаженного, пересказа «Ребекки», значило ли, что миссис Дэниелс – моя миссис Дэнверс? От смехотворности этой мысли у меня в горле забулькал смешок, который в итоге превратился в хриплый кашель. Я прикрыла рот и извинилась.
Миссис Дэнверс – нет, миссис Дэниелс – все еще хмурилась, и, судя по ее морщинам, возможно, она была старше, чем мне показалось, и приближалась уже к возрасту угасания.
– Приятно познакомиться с вами, миссис Дэниелс, – наконец выговорила я нужные слова. – Эш сказал, что вы – кладезь информации об этом доме и его семье, и я бы с радостью задала вам несколько вопросов.