Я, Анджелика и Эмилия. И двое из них – писательницы, умершие молодыми в результате несчастного случая. Меня пробила дрожь, и я обхватила себя руками, чтобы не трястись совсем откровенно. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы Эш коснулся меня, пытался согреть и запутать еще больше.
Но он, похоже, ничего не заметил и взглянул на часы.
– Блин, мне надо отлучиться на несколько часов на работу. Ты тут справишься одна? Я вернусь к ужину.
Я кивнула, памятуя о предложении Ноя заехать за мной. Но вдруг он ошибался? Вдруг страсть Анджелики к Дафне заставила ее для начала найти Эша и его семью, а потом привела к «Бекки»? Вдруг Эш говорит правду и ничего не знает о том, что с ней случилось в колледже, и о том, что мы втроем учились в Брауновском университете?
– Нет, погоди! – воскликнул Эш, не подозревая о моем смятении. – Сегодня же пятница, литературный фестиваль. Ты обещала, что пойдешь со мной, помнишь?
Я обещала, и теперь трудно было вспомнить, в каком восторге от этой перспективы находилась всего несколько дней назад. Лос-анджелесский литературный фестиваль. Но ведь я по-прежнему в восторге от такой возможности, правда?
Я практически услышала в голове голос Ноя, кричавший, чтобы я сказала, что передумала, чтобы я уносила оттуда ноги и никогда в жизни больше не говорила с Эшем. Но я заставила себя улыбнуться еще шире и услышала собственный голос, отвечающий:
– Конечно. Не упущу такую возможность ни за что на свете.
Глава 37
Эш уехал на работу, и в доме воцарилась звенящая тишина. Я все думала об Анджелике, пока шла обратно в гостевую спальню. Сев на постель, я уставилась на портрет – неужели мы впервые встретились еще на семинарах по писательскому мастерству? Мы обе обожали «Ребекку», и вот судьба свела нас в этой комнате, в этом роскошном доме, только я была жива, а она – мертва.
– Что же с тобой случилось? – прошептала я вслух.
Правда ли она погибла в аварии? Или ее убили? Она читала перед смертью «Бекки», потому что любила Дафну дю Морье – или ненавидела меня? Считала меня воровкой – или просто бывшей сокурсницей, чьими работами она восхищалась? Эш пригласил меня сюда, чтобы утешить собственное горе или ради какого-то изощренного плана мести?
Но, естественно, портрет мертвой женщины не мог дать ответов.
Я откинулась спиной на постель и вздохнула. Взгляд упал на рукопись, лежавшую на тумбочке, я взяла ее и пролистала оставшиеся страницы. Там описывалась сцена приема на озере Малибу. Так же, как и в «Ребекке», экономка обманом заставила героиню надеть платье, принадлежавшее предыдущей хозяйке дома. И так же, как потрясенный и разгневанный Максим в оригинале, в этой рукописи Генри Эшервуд приходит в ярость, и сцена заканчивается тем, что Эмилия рыдает у себя в спальне.
Даже пустив фантазию вскачь, я уже не могла поверить, что это – перевод дневников Эмилии. Так что же это за рукопись и почему Эш вручил ее мне?
Я вздрогнула, услышав стук в дверь.
– Оливия, ты здесь? – раздался голос Клары.
– Да, – отозвалась я, садясь и складывая страницы обратно в стопку. – Заходи.
– Это что у тебя? – спросила Клара, оказавшись в комнате и указывая на листы рукописи.
Пару мгновений я смотрела на нее, по-прежнему не до конца уверенная, могу ли ей доверять. Она сказала, что почти не разговаривала с Анджеликой, но вдруг та однажды, напившись, позвонила Кларе и сказала, что я украла ее сюжет? Это Клара написала «воровка»? Или она хотела только найти свою кузину, а до меня ей и дела не было?
– Ну, Эш же хочет, чтобы я написала историю его бабушки, – наконец произнесла я. – А это – перевод ее дневников. – И, решив прощупать почву еще немного, я добавила: – Предположительно.
– В смысле? – с полуулыбкой уточнила она. – Ты что же, ему не доверяешь?
Я не доверяла Эшу, но и Кларе тоже, поэтому просто промолчала.
Клара склонила голову набок и вдруг отшатнулась, видимо, краем глаза заметив портрет Анджелики.
– Он меня каждый раз пугает, – тихо призналась она, покачивая головой.
– Пугает? Тебя? Это почему же?
– Из-за глаз. Именно такими они были при жизни. – Она замолкла на мгновение. – Мне до сих пор кажется, что она смотрит на меня с этого портрета и осуждает.
Я задумалась, за что бы Анджелике осуждать Клару? За откровенное влечение к Эшу – уж раз я заметила его, то Анджелика и подавно?
Клара протянула руку и коснулась пальцем холста, а потом осторожно провела по кромке переливающегося жемчужного платья, складками спадавшего с плеч Анджелики.
– Я вообще-то знаю, где хранится это платье, – сказала она. – И знаешь, что тебе стоит сделать, если ты собираешься замутить с Эшем? Надеть его сегодня на фестиваль.
Я постаралась сдержать смех, гадая, знакома ли Клара с содержанием «Ребекки»; потом прикусила губу, сообразив, что раз Клара в курсе фестиваля, значит, она подслушивала, хотя сказала, что пойдет в прачечную. Или это Эш сказал ей, что пригласил меня? Да кого я обманываю – она наверняка всю эту неделю следила за мной.