Украденный сон

– Не подстраивайтесь под меня, – резко сказал Арсен. – Вы врач, вот и скажите мне совершенно определенно, сколько еще можно держать девочку на препарате без риска для ее здоровья. Вы называете мне конечный срок, и я в соответствии с ним буду принимать решение.

– Видите ли, – помялся врач. Ему очень хотелось угодить Арсену, и он пытался понять, какой ответ тот хочет услышать. – В общем… Это зависит от состояния сердечной деятельности… Вообще от того, насколько она здорова, не переносила ли тяжелых заболеваний в последнее время.

– Перестаньте морочить мне голову, – рассердился Арсен. – С вашей женой мне гораздо легче работать. Она всегда четко оценивает и ситуацию, и свои возможности, и не боится настаивать на своих оценках. Я вас держу как специалиста, так имейте же свою точку зрения. Если бы я сам мог решать медицинские вопросы, я бы не платил вам бешеные деньги за услуги.

Так вы уж будьте любезны отрабатывать их добросовестно. Вот вы сейчас сделали ей укол. На сколько его хватит?

– На двенадцать часов.

– Стало быть, завтра в восемь утра нужно делать следующий?

– Ну… В принципе – да.

– Что значит "в принципе"?

– Это уже становится опасным. Следующий укол может убить ее. Она уже не проснется.

– Так, уже какая-то ясность, – хмыкнул Арсен. – А может так случиться, что и следующий укол ей не повредит?

– Конечно. Я же говорю, это зависит от ее здоровья, от сердца…

– Значит, ситуация выглядит таким образом, – подытожил Арсен. – Завтра утром вы осматриваете девочку и сообщаете мне, можно ли делать следующую инъекцию. Если можно – делайте. Если нет – я приму решение, будить девочку или все-таки держать на препарате. К утру у меня будет достаточно информации, чтобы принять такое решение.

– Но вы понимаете, что после завтрашнего укола она может… – врач запнулся и судорожно сглотнул.

Арсен чуть приподнял голову и впился своими маленькими, очень светлыми глазками в лицо врача. Он затягивал паузу, и молчание его было куда более выразительным и угрожающим, чем любые самые строгие и бранные слова. Наконец злобный блеск в глазах погас, лицо старика снова стало обыкновенным и ничем не примечательным.

– Как поживает император? – почти весело спросил он, изучая вытащенное из кармана расписание пригородных электричек.

– Цезарь-то? Отлично. Ест за двоих, капризничает за троих, зато злобности в нем на десяток псов хватит, – в голосе врача слышалось нескрываемое облегчение. Он не только хотел угодить Арсену. Он смертельно боялся его.

– Про сына не спрашиваю, о нем я и так все знаю. Супруга здорова?

– Спасибо, у нас все в порядке.

– Что-то холодновато у вас тут, – старик снова зябко поежился. – Девчонку не простудите?

– Она тепло укрыта. А вообще-то в помещении и должно быть прохладно.

В жаркой комнате наркотический сон переносится плохо, – авторитетно пояснил врач. – Видите, здесь только один обогреватель, его вполне достаточно, а в соседней комнате, где ваши мальчики сидят, намного теплее.

Там у них два калорифера, да еще вдобавок плитка постоянно включена, они все время чайник кипятят.

– Ладно, друг мой, мне пора, – Арсен наконец выбрал удобную электричку и засобирался. – Завтра в восемь утра вы осматриваете девочку, в восемь пятнадцать я жду вашего звонка. Если я приму решение больше инъекций не делать, скажете охранникам, чтобы везли ее в город и оставили в сквере, они знают, где это.

– А если..? – робко спросил врач.

– Тогда сделаете укол. И не забивайте себе голову разными глупостями.

Арсен вышел из комнаты, спустился с крыльца и ступил на поскрипывающий под ногами снег. Здесь, за городом, зима была настоящей, снег не стаивал под ногами и колесами, а лежал ровным белым сахарным слоем. Старик знал, что от пустующего зимой пионерского (в прошлом, а ныне просто детского) лагеря до платформы ровно двадцать три минуты средним шагом.

Он отправился в путь за двадцать три минуты до прихода электрички, чтобы ни одной лишней секунды не торчать на платформе и не светиться понапрасну.