Интересно оказалось всем. Ну пусть не всем, но многим. В течение ближайших двух часов в ее кабинете перебывало не менее десятка человек; и каждому она жаловалась на врачей, чуть не отправивших ее в госпиталь; на Ольшанского, который сам не знает, что делать с убийством Ереминой, и срывает на Насте плохое настроение; на Гордеева, который требует к завтрашнему дню аналитическую справку; на протекающие сапоги, из-за которых у нее постоянно мокрые ноги; вообще на жизнь, которая такая тяжелая, что лучше бы ее и не было. Все кивали, сочувствовали, просили налить кофе, стреляли сигареты и мешали работать. Настя едва успевала резким движением корпуса задвигать в стол ящик со списками, когда распахивалась дверь. Хорошо еще, что по городскому телефону никто не звонил.
Когда дверь стала открываться в очередной раз, Настя подумала, что завтра у нее на теле точно будет синяк. Вошел Гордеев.
— Ты что трубку не берешь? До тебя Чернышев не может дозвониться.
Настя недоуменно взглянула на телефонный аппарат.
— Не было никаких звонков.
Она сняла трубку городского телефона, приложила к уху и протянула ее Колобку.
— Отключен. Глухо, как в могиле.
Виктор Алексеевич проворно подскочил к двери и запер ее изнутри на ключ.
— Отвертка есть?
— Откуда? — развела руками Настя.
— Бестолочь, — беззлобно бросил Колобок. — Ну хотя бы ножницы дай.
Он быстро осмотрел розетку, потом, ловко орудуя ножницами, вскрыл аппарат.
— Изящно, — констатировал он, разглядывая едва заметные невооруженным глазом повреждения проводов. — Простенько и со вкусом. Хочешь, развлечемся?
— Зачем? Я и так знаю, кто это сделал. И вы знаете.
— Мало ли что мы с тобой знаем. А вдруг да ошибаемся? И вообще, слишком уж спокойную жизнь ты ему устроила. Он тут, понимаешь ли, самый умный, самый хитрый, самый удачливый, все у него получается, как он хочет или как ему его хозяева велят, а мы с тобой ушами хлопаем и послушно идем у него на поводу, как безмозглые телята. Пора подергать его за нервные окончания, а то кабы не заподозрил чего-нибудь. Он — работник опытный, прекрасно знает, что гладко бывает только на бумаге, а в жизни обязательно что-то срывается, идет наперекосяк. Пусть развлечется, поломает голову: в чем же он ошибся.
— Все равно не понимаю, — она пожала плечами. — На что он рассчитывал? Я давным-давно могла обнаружить, что телефон не работает. Это чистая случайность, что мне самой не надо было сегодня никуда звонить.
— И что бы ты сделала, сняв трубку и не услышав гудок?
— Не знаю. Наверное, попросила бы кого-нибудь посмотреть, в чем там дело.
— Кого именно?
Настя усмехнулась.
— Вы правы на все сто процентов, Виктор Алексеевич, я как раз к нему и обратилась бы. Во-первых, его кабинет рядом, следующая дверь после моей. Во-вторых, все знают, что он хорошо разбирается в аппаратуре и в бытовой технике. Ему постоянно приносят кофемолки, фены, электробритвы и прочую дребедень и просят починить. У него, кстати, и набор отверток есть, этим набором тоже все пользуются. Так или иначе, но мой испорченный аппарат мимо него не прошел бы.
— Вот-вот, — подхватил Гордеев, — он сам бы стал его смотреть и сказал бы тебе, что там такая хитрая неисправность, которую сразу устранить нельзя, нужна одна редкая деталька, и завтра он специально для тебя эту детальку из дома принесет и все починит. А сегодня тебе придется потерпеть без телефона.
— Ясно. Он не хочет, чтобы мне кто-то дозвонился из города. Причем не наш сотрудник, который меня может искать по десятку разных телефонов, в том числе и по вашему, а кто-то вроде свидетеля, у которого обычно есть только один номер, в этом кабинете. Сама-то я, если нужно, могу позвонить и с другого телефона. Как вы думаете, Виктор Алексеевич, от кого он меня оберегает? От Карташова?
— Все может быть. У тебя бутылка есть?
— Чего?
От изумления брови у Насти поползли вверх.
— Бутылка. Со спиртным. И что ты за сыщик, Каменская? Сплошное недоразумение. Ни отвертки у тебя нет, ни бутылки. Ладно, сам принесу.
Через несколько минут в комнату к Насте начали стекаться сотрудники. Многих на месте не было, известно же, что оперативника ноги кормят. Но человек семь все же набралось. Последним вошел Гордеев, торжественно неся в руках бутылку шампанского и полиэтиленовую сумку, в которой выразительно звякали стаканы.
— Друзья мои, — прочувствованно начал он, — у нас сегодня маленький праздник, именины всех тех, кого назвали в честь святой мученицы Анастасии. Поскольку наша Настасья не любит праздновать день своего рождения, давайте поздравим ее в день именин. И пожелаем ей еще много лет оставаться такой же юной и умной.
— И ленивой, — подсказал Юра Коротков.
Все дружно захохотали. Колобок открыл шампанское и разлил по стаканам.
И зазвонил телефон.
— Это папа, — услышала Настя в трубке голос Андрея Чернышева. — Я тебя поздравляю, доченька.
Он не сдержался и хихикнул.