Украденный трон

Украденный трон

ПАМЯТИ МАТЕРИ МОЕЙ

ЧИРКОВОЙ ИРИНЫ МИХАЙЛОВНЫ

ПОСВЯЩАЮ

«Худородная немецкая принцесса завладела

гигантской русской империей и правила ею до

самой своей смерти, отличаясь живым, деятельным

умом, незаурядной силой воли, и сумела придать

государству блеск и международное значение. При ней

Россия вышла на первые места в мире и уже в течение

целого столетия не сходила с них...»

3. Чиркова

ОТ АВТОРА

Печальным осенним днём 12 октября 1989 года электричка несла меня к Петрокрепости сквозь позолоту белых берёз и синюю мглу хмурых елей. Колёса громыхали на стыках, вагон вздрагивал и подпрыгивал. По стёклам немытых окон стекали слезинки дождя, а я считала станции. Пятнадцать остановок от Финляндского вокзала, хотя с той стороны, южной, было бы, наверное, много меньше. Но я поехала северной стороной Невы, мне хотелось окунуться в атмосферу жизни, о которой я собиралась писать...

В глухую осень 1764 года здесь, верно, было вообще не проехать сушей, и ходили по Неве швертботы, барки, шлюпы и рябики. Против течения, ветер — ненадёжный двигатель, а вёслами выгребать — какое же терпение надо, чтобы грести столько вёрст...

Электричка всё неслась и неслась сквозь белую мглу берёзовых лесов. Вдоль всей дороги валялись вразброс тонкие стволы, там, где их застигала широкая лопата и боевой топор бульдозера. Зияли широкие просеки, залитые водой, a no сторонам карандашами натыканы белые тонкие стволы, словно рассыпанные неосторожной рукой.

   — Дачники, гатят дороги, — тихо сказала в ответ на мой вопрос старая женщина в сером платке и старомодном плаще, подпоясанном широким солдатским ремнём.

Просеки мелькали чёткими прямыми линями. Будущие дороги были заполнены осенней коричневой водой.

   — Торф, слой толстый, болотина, расти будет всё как на дрожжах, только осушай знай, — продолжала пояснять старая женщина.

Я уже догадалась, что и она, должно быть, дачница, потому что наряд её вовсе не соответствовал её говору и чему-то неуловимому, что выдавало в ней человека интеллигентного. Корзина, стоявшая у её ног в проходе, заполнена тонкими прутиками саженцев.

За просеками, у самой железнодорожной насыпи, потянулась дорога, вся избитая рытвинами. Сначала тёмно-серая, она вдруг, попав в какую-то необычную почву, стала тёмно-красной. Лужи в рытвинах отливали кровавым.

   — Кровью земля плачет, — снова тихо сказала женщина.

Действительно, кровавая дорога. Наверно, по ней, этой земле, ходил Пётр Великий со своим размашистым топором, и кровь погибших выступает теперь изо всех пор земли.