Украденный трон

– Я считал его виноватым, – проговорил Логейн очень тихо, почти шепотом. – В гибели моего отца. В том, что он свалился нам на голову, что нам пришлось его спасать. Я тоже хотел ненавидеть его, так что ты в этом не одинока. – Он помолчал, размышляя. – Только мы не можем ненавидеть его. И не потому, что мы слабы. Потому что мы – сильные. Он нуждается в нас.

– Он нуждается в тебе, а не во мне.

– Ошибаешься, – мягко прошептал он. И, протянув руку, бережно отвел с ее лица прядь волос. – И я надеюсь, что когда-нибудь он это поймет.

Роуэн задрожала. Она чувствовала, что Логейн сидит рядом, но не могла разглядеть его лица. И очень надеялась, что он тоже не может разглядеть ее. Она сильнее прижала к себе нагрудник.

– Н-нечего ему понимать, – упрямо пробормотала она.

– Неправда.

Роуэн чувствовала, что уже не может сдержать слез, что вот-вот разразится громким плачем, и поспешно отвернулась.

– Вот как?

Голос дрогнул, выдав бушевавшие в ней чувства, и Роуэн в смятении мысленно обругала себя.

– Когда-нибудь, – горько продолжал Логейн, – он увидит то, что всегда было ему дано. Он увидит отважную воительницу, прекрасную женщину, ту, что равна ему и достойна беззаветной любви, и тогда он проклянет себя за то, что был таким дураком. Верь мне, так и будет, – прибавил он внезапно севшим голосом.

И с этими словами поднялся, собираясь уйти. Роуэн проворно обернулась и схватила его за руку. Логейн оцепенел.

– Извини, – прошептал он. – Я не хотел…

– Останься.

Логейн не шелохнулся.

– Я – не он, – пробормотал он наконец, и в голосе его была горечь.

Роуэн взяла его ладонь и медленно поднесла к своему лицу. Пальцы Логейна легли на ее щеку, бережно, пугливо, словно он опасался, что она вот-вот растает, как сон. А потом он рванулся к Роуэн, сгреб ее в объятия и поцеловал так жадно…

В стылом сумраке пещеры его руки и губы были обжигающе горячи, и, когда поцелуй наконец прервался, Логейн снова застыл, прижимая Роуэн к себе с таким страхом, точно они стояли на краю пропасти. Девушка протянула руку и, так же как прежде Логейн, коснулась ладонью его щеки. И изумилась, обнаружив влажные следы слез.

– Он мне и не нужен, – прошептала она и вдруг осознала, что это чистая правда. – Какая же я была глупая…

Тогда Логейн наклонился к ней и снова поцеловал, на сей раз уже медленнее. Затем он бережно уложил ее на камни у порожденного магией ручья в заброшенных древних руинах, и темнота сомкнулась над ними, и это было прекрасно.

Глава 14

Катриэль проснулась в полной темноте. На миг ее охватил безмерный ужас – она понятия не имела, где находится, и не могла отделаться от ощущения, что болтается, подвешенная, в коконе гигантского паука. Девушке казалось, что она задохнется, медленно сойдет с ума, чувствуя, как снуют по ее плоти невидимые паучьи лапы. Но почти сразу она успокоилась, поняла: никакого кокона нет, это просто крепкие объятия Мэрика.

Он спал, прижавшись к ней, прикрывая своим телом. Катриэль ощущала тепло его дыхания, чувствовала, как размеренно бьется его сердце. В этих ощущениях было нечто успокоительное, и Катриэль расслабилась, позволила собственному сердцу замедлить лихорадочный стук. Соблазнительно было думать, что вот так они могут пролежать в темноте целую вечность и ей никогда не придется рассказывать принцу, кто же она такая. На самом деле они вовсе не были в безопасности, и гигантские мохнатые твари затаились где-то неподалеку, но почему-то сейчас, в объятиях Мэрика, забыть обо всем этом было гораздо проще.

Пауки так и не появились, но издалека донеслось знакомое, едва слышное пощелкивание. Катриэль дрожала всем телом и успокоилась, только когда огонь снова запылал. На свет костра из дальнего конца зала, где журчала вода, явился Логейн. В неверном свете пляшущего пламени стало видно, что он обнажен до пояса. Да и сама Катриэль была не одета. На мгновение взгляды эльфийки и Логейна встретились, а затем оба отвернулись и принялись одеваться.

Мэрик нежно улыбнулся Катриэль и провел ладонью по ее щеке. Девушка перехватила его руку и крепче прижала к лицу. Тому, что она не сумела сказать принцу, видно, так и суждено навсегда остаться несказанным. Поздно, теперь уже поздно.

Никто из них не произнес ни слова, не упомянул о том, что произошло ночью, если это вообще была ночь. Когда они проснулись, вокруг была все та же темнота – глухая, беспросветная. Похоже, всем четверым было не до разговоров – они думали только о том, как бы поскорее убраться отсюда, а потому молча уложили скудные пожитки и покинули ночное пристанище. Если они хотят избежать новой стычки с пауками, придется поспешить.

Держа повыше факелы и осторожно ступая по древнему щебню, отряд пробирался по узким дорожкам между руинами зданий. Вокруг плясали и кривлялись тени, и всякий раз, когда издалека доносилось зловещее пощелкивание, все четверо замирали и настороженно вглядывались в темноту, обнажив мечи и готовясь отразить нападение.