– Принц Мэрик, – с натянутой вежливостью выдавила мать Бронах, когда он подошел ближе.
Мэрик опустился на одно колено и низко, почтительно склонил голову:
– Преподобная мать Бронах.
Воцарилась напряженная тишина, затем Мэрик поднялся. Церковница разглядывала его с интересом, – судя по всему, его учтивость пришлась ей по вкусу.
– Тебе повезло… – начала она жестким тоном, – повезло, что я прибыла сюда без почетной охраны. В противном случае я бы тотчас велела арестовать тебя. Думаю, ты это понимаешь.
– В противном случае этот разговор вовсе бы не состоялся.
– Да уж.
Священница вновь забарабанила пальцами по подлокотнику, и у Мэрика возникло ощущение, что его тщательно изучают. Может, преподобная мать ищет в нем признаки слабости? Пытается понять, соответствует ли он своей, без сомнения жалкой, репутации? Наверняка он этого знать не мог.
– Ты андрастианец, юноша? Веруешь ли ты в Создателя и Его Церковь?
Мэрик кивнул:
– Мать научила меня Песни Света.
– Тогда склонись перед законным правителем Ферелдена. Покончи со всей этой чушью.
– Это не чушь! – отрезал он. – Как может Церковь поддерживать орлесианца на ферелденском троне?
Брови преподобной матери изумленно взлетели вверх. Она явно не привыкла к тому, чтобы ей перечили.
– Такова воля Создателя, – отработанно-терпеливым тоном проговорила она.
– Но он же тиран!
Преподобная мать поджала губы и с минуту молчала, пристально глядя на Мэрика.
– Сколько невинных жизней загубила в этой безнадежной борьбе твоя мать? Скольких еще загубишь ты? Разве твои соотечественники не заслужили мира?
Мэрик ощутил, как жаркий гнев закипает в нем, грозя вот-вот вырваться наружу. Да как она смеет?! В два шага он одолел расстояние между ними и остановился лицом к лицу с преподобной матерью, вытянув вдоль тела руки, крепко сжатые в кулаки. Только так он и мог удержать себя от того, чтобы не придушить эту женщину. В конце концов, она, несмотря на кичливость, заслуживает уважения. Мэрику пришлось напомнить себе об этом.
Он медленно выдохнул, успокаиваясь. Преподобная мать Бронах все так же пристально смотрела на него, с виду ничуть не обеспокоенная ни тем, что он подошел так близко, ни невысказанной угрозой, которая сквозила в каждом его движении. Тем не менее Мэрик знал, что она нервничает. Он видел, что на лбу у нее выступили бисеринки пота, и заметил, что взгляд ее на миг метнулся к ближайшей двери.
– Это правда, что он выставил голову моей матери на копье перед денеримским дворцом? – ледяным тоном спросил он. – Моей матери, твоей законной королевы?
Взгляды их скрестились, и наступила невыносимо долгая пауза. Наконец преподобная мать с величественным видом поднялась из кресла.
– Вижу, нам нечего обсуждать, – проговорила она с едва заметной дрожью в голосе. – Ты – несносный мальчишка. Предлагаю тебе взять своих спутников, покинуть башню, пока еще есть такая возможность, и молиться, чтобы, когда настанет твой смертный час, с тобой обошлись более милосердно, чем с твоей матерью.
С этими словами преподобная мать развернулась и решительно вышла из зала. Когда она скрылась за дверью, у Мэрика подкосились ноги.
Недолгий разговор с Первым Чародеем, последовавший за этой встречей, завершился немногим лучше. Круг магов не пожелал отказаться от своего нейтралитета. В лучшем случае маги были готовы закрыть глаза на то, что мятежникам помогает один из их собратьев. Мэрик подозревал, что вряд ли ему удастся добиться чего-то большего.
Тем не менее, думал он, встреча лицом к лицу с преподобной матерью Бронах все-таки оказалась не совсем бесполезной. Пускай Владычица Церкви сочла его слабаком и невежей, зато он, по крайней мере, столкнулся лицом к лицу с одним из ближайших советников узурпатора и не дрогнул, не отступил. Преподобная мать покинула Твердыню Кинлоха в большой спешке и, вне всякого сомнения, во весь опор помчалась прямиком во дворец. Мэрик покинул сияющую башню задолго до того, как Владычица Церкви успела бы отправить за ним стражу.
И вот все главные мятежники снова встретились в лесах близ Амарантайна. Эрл Рендорн радостно приветствовал и Мэрика, и Роуэн с Логейном. Все они были изнурены долгим путешествием, но каждый был счастлив, что другие вернулись благополучно. Роуэн, бросившись вперед, радостно заключила Мэрика в объятия и тут же принялась посмеиваться над бородкой, которую он отрастил за зиму, – а если Логейн при этом и держался излишне молчаливо, то ни один из них этого не заметил. Мэрику не терпелось услышать рассказ о времени, проведенном в Баннорне, и всю первую ночь в лагере он до рассвета сидел у костра, попивая вино и вытягивая из несловоохотливого Логейна одну историю за другой.