Укради у мертвого смерть

Он протащил собаку через нижнюю столовую. Подумал, что видит знакомую комнату последний раз... В простенке между окнами копия картины «Товарищи Сталин, Молотов и Ворошилов слушают чтение Горьким поэмы «Девушка и смерть», библиотечка «Огонька» за пятидесятые годы, бахромившиеся розовые и синие конверты древних грампласти­нок, патефон марки «Виктор», на коробке которого сиживал покойный, разжигая камин, приемник «ВЭФ» 1948 года и на нем радио «Сони» с электронной памятью, телевизор «Шарп» с видеоприставкой, полка с кассетами.

Дом начальник унаследовал. Его отец входил в штат по­мощников Сталина и на даче в редкие приезды спал, по сложившемуся в Кремле обыкновению работать ночью, пре­имущественно днем. Теперь Васильев тоже умер, а дача отойдет никому, потому что после смерти жены у начальни­ка, помимо Севастьянова и собаки, близких не оставалось...

Несколько часов назад в управлении занявший долж­ность Васильева Людвиг Семейных, узнав о внезапной кон­чине предшественника, сказал, что ушла эпоха. Добавил:

—  Слава Богу, не вернется.

Севастьянов, закрывая за собой дверь отдела, усушенного после отставки Васильева до размещения в одной комнате, услышал и другие предназначенные вроде бы не ему слова. Разрешивший выехать на Волгу Людвиг вслух рассудил, что лучшего для Васильева и Севастьянова исхода из заваренной обоими в Сингапуре каши, чем смерть Васильева, не приду­маешь.

В лифте, где вентилятор лишь перемешивал все, что за­стоялось в нем за десятки лет, Севастьянов до онемения пальцев сжимал кулаки. Едва разжал их, чтобы предъявить пропуск в высоких дубовых дверях, за которыми расстила­лась серая загазованная Смоленская площадь.

Для Васильева все началось там, где теперь и кончилось. Именно на Волге, в Калининской области, близ Новомелкова осенило...

Крупного чиновника министерства внешней торговли, имевшего дачу в районе, приглашали на рыбалки местные и областные начальники. На колесном пароходе, переоборудо­ванном в плавучий пансионат на вечном приколе в заводи Свердловского плеса, завершала осенью 1973 года грибной сезон компания из Конакова. Ждали моторку, отряженную за рыбой в бригаду, промышлявшую возле Городища. Кто-то, закусывая перцовку, сказал:

—     И без рыбца неплохо. Кубинская картошечка, арген­тинское мясцо... Правильно делаете, товарищ Васильев, де­рите с них за газ...

—     А если газа не станет? — спросил Васильев, удивив Севастьянова. Разговоров про работу и «на общие темы» на­чальник на отдыхе не вел.

—   Как это?

—   Взял газ да кончился.

—   Россия богатая...

—    Мы с вами богатые, — загадочно ответил Васильев. — Чего ж Россией хвастаться...

осенило. Добывать деньги не из продажи газа и сырье­вых поставок за недостатком промышленных товаров, а из самих денег. Кредитование за проценты. Вначале торговых операций зарубежных компаний с советскими внешнетор­говыми организациями, а затем и вообще — любых сделок «по ту сторону». Васильев говорил об этом Севастьянову, пока неторопливо, наслаждаясь солнечным холодноватым вечером, тянули на моторке от пансионата к даче.

Назначенный заместителем торгового представителя в Сингапур, Васильев, как ответственный за валютно-расчетные операции, исподволь приступил к осуществлению идеи. Москва осторожно и с оговорками, которые спасают сидя­щих в центре, поддержала. Развернулось кредитование де­сятков компаний, искавших деньги. Обстановка складыва­лась благоприятная — обозначилась строительная лихорад­ка в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре и Джакарте. Кредиты дорожали. Будущую прибыль Васильев на этом и закладывал. Верно рассчитал тактику — завязывал отноше­ния с фирмами-близнецами, то есть такими, которые счи­тались дочерними ответвлениями одной крупной. Кредит выдавался под залог недвижимости.

Не рассчитал Васильев, как теперь понимал Севастьянов, двух моментов. Нервозности кредитного рынка и психоло­гии собственного начальства.

Новый источник кредитования подлил масла в огонь по­купок и перекупок земли, стройматериалов и оборудования. Цены взвинтились, и многие клиенты, скажем так — Ва­сильева, а позже в Москве иначе не говорили, обессилели. Прекращались платы по процентам за кредит, потом по са­мим долгам. Некоторые залоги оказались фиктивными.

Васильев ринулся к фирмам-маткам, чьи дочерние фи­лиалы вымирали на глазах. Севастьянов, работавший с ним, существовал на кофе, чае и сигарах, которыми пичкали днем в конторах, а вечерами страдал за бесконечными обедами, устраивавшимися партнерами. Утром сдавал под расписку подарки, ценою походившие на взятки. Выматывала перепи­ска с Москвой, на которую оставалась ночь...