Украина 1991-2007: очерки новейшей истории

Результат голосования был драматическим. «Клановые» фракции проголосовали за вариант конституционной реформы, устраивающий действующего президента. Их единодушно поддержали коммунисты и социалисты. Однако 8 апреля 2004 г. «за» проголосовали 294 депутата. Для победы Л. Кучмы в изнурительном годовом «конституционном марафоне» не хватило шести голосов — как оказалось, их придержали именно те депутаты, которые принадлежали к президентскому большинству[245]. Они просто не пришли на голосование или воздержались. Когда на электронном табло в сессионном зале Верховной Рады появились цифры с результатами голосования, депутаты от оппозиции начали скандировать «Ю-щен-ко!», часть вдохновенно, хотя и не слишком музыкально исполнила гимн Украины. Провал конституционной реформы в варианте Л. Кучмы сигнализировал не только о росте влияния политических сил, противостоящих действующему президенту, но и о разброде в президентском лагере. Политический кризис вступал в новую фазу, связанную с выборами нового президента, которая нашла свое завершение в событиях, названных «оранжевой революцией».

Внешняя политика: прыжки в ширину

Рубеж 1990-х — 2000-х гг. стал поистине драматичным периодом во всей истории внешней политики Украины периода независимости. Потерпев неудачу с «виртуальной европеизацией» и войдя в период «холодного мира» с Западом после «кассетного скандала» 2001–2002 гг., украинское высшее политическое руководство обратило свои взоры к северному соседу, однако здесь, в отличие от периода правления Б. Ельцина, набирал силу все более прагматический курс, связанный с попытками восстановить политическое доминирование России на постсоветском пространстве, и попытки «виртуального воссоединения» нередко сопровождались вполне реальными шагами. Одновременно все более громко звучала евроатлантическая риторика украинских верхов, связанная с реальным или имитируемым желанием трансформировать партнерские отношения с НАТО в нечто более существенное. Все это сопровождалось спорадическими конфликтами с ближайшими соседями — с Румынией по поводу острова Змеиный и канала Дунай — Черное море, Россией — по поводу акватории Азовского моря и Керченского пролива. В целом же, подобно тому, как на внутриполитической сцене высшее руководство страны стремилось удерживать баланс между группами влияния, в международной политике наблюдалось такое же балансирование между самыми крупными игроками. Украина провозгласила стратегическое партнерство по крайней мере с двумя десятками государств, среди которых были и те, что конкурировали между собой именно по поводу влияния на нее.

Отношения с Россией, как и прежде, развивались достаточно неровно. Формально они имели статус межгосударственных. Однако по сути они представляли собой нечто иное. Прежде всего их характер и направленность в немалой степени определялись взаимодействием между кланово-олигархическими структурами обеих стран, в первую очередь теми, что имели отношение к рынку энергоносителей (через украинскую газотранспортную систему проходило 90 % газа, продаваемого Россией за границу). Заметим, что это взаимодействие было выгодным не только украинским олигархам. Оно приносило огромные барыши обеим сторонам — украинским рантье за счет перепродажи энергоносителей и «национальных особенностей» экономики, российским — за счет сказочно дешевого транзита в Европу, скрытого и явного присутствия на украинском энергорынке и дележа прибылей с украинскими коллегами. И в России, и в Украине финансово-промышленные группы не могли существовать без тесного слияния с государственной бюрократией (правда, характер этого слияния существенно отличался от российского варианта), поэтому отношения между государствами в значительной мере были и отношениями между «кланами» и олигархами двух стран. Кроме того, на характер украино-российских отношений значительное влияние оказывало наличие огромного русского и русскоязычного «меньшинства» в Украине, расположенного компактно в восточных и юго-восточных регионах страны. Эти регионы поддерживали тесные экономические и культурные связи с Россией, не говоря уже о культурно-духовной близости (реальной и воображаемой).