Украина – четверть века незалежности. Взгляд постороннего. Книга первая. 1991-1999 годы

Инфляция — вызвала дефицит продуктов питания, дефицит вообще всего. Он сильно затронул Москву — но настолько сильно затронул Украину? Послушаем Анатолия Черняева, помощника президента СССР

http://lib.ru/MEMUARY/GORBACHEV/chernow.txt

Вчера — Киев, Коль и К°

Сам город… 35 лет не был там. Шофер — «экскурсовод» (мы с Игнатенко в «Чайке»). Ощущение, будто в каком-то большом западноевропейском, скорее, немецком городе: XIX век, улицы, зелень, прибрано, чисто, ухожено… И в общем, говорит шофер, сытно…по сравнению с Москвой!

Может, напрасно мы в средствах массовой информации так уж прибедняемся: чуть ли не на грани голода и полного развала находимся, Живет держава… А Украина может и «сама по себе», без нас… Лозунги демонстрантов: «Коль — да! Горбачев — нет!»

То есть, на момент принятия решения о том, что мы и сами с усами — Украина жила намного лучше центральной России, намного лучше РСФСР — и делиться, терять свое положение — не хотела. Позиция циничная и отнюдь не братская — но вполне даже понятная.

Третьим ударом — вероятно, стали межнациональные конфликты. В конце восьмидесятых в СССР получило новое и страшное наполнение слово «события». События — это кровь, резня, беженцы, то чего мы не видели много десятилетий. На карте огромной страны горячие точки вспыхивали то тут, то там. Ош, Фергана, Сумгаит, Карабах. Некоторые удалось потушить. Некоторые — превратились в полномасштабные войны. Но в целом — было видно, что союзная власть не знает, что делать и какого-то принципиального решения — у нее нет.

И на все на это — смотрят украинцы.

Что они думали при этом? Дадим слово Сергею Рахманину, на мой взгляд, одному из лучших политических журналистов Украины.

http://gazeta.zn.ua/POLITICS/20_let_odinochestva.html

С 1988-го автоматные очереди вспарывали карту разлагавшейся страны. Алма-Ата и Душанбе, Степанакерт и Дубоссары, Баку и Тбилиси, Ош и Новый Узень, Ереван и Андижан, Вильнюс и Рига вспыхивали на этой карте зловещими кровавыми точками. Понять происходящее было трудно, принять — невозможно. Все еще робеющая перестроечная пресса о происходящем вещала скудно и отрывисто, но пробелы стремительно заполнялись холодящими душу слухами. Война вламывалась в наш дом, пускай она и хозяйничала у соседей. Немногим позже мы будем взирать на телекартинки взрывающейся Москвы, перемолотого Грозного, окровавленного Беслана, изувеченного Цхинвали несколько отстраненнее. Как на глубокое горе, случившееся, по счастью, где-то далеко. Но тогда, два десятилетия назад, почти каждый мог отчетливо почувствовать спертое дыхание ненависти, расползавшейся по нашей общей коммунальной квартире. Опасность выглядела зримой, явственной. Жутко было представить родную улицу, «украшенную» обугленными скелетами сгоревших троллейбусов. Зловонными кострами, в которых догорали останки людей, с которыми ты вчера ходил на дискотеку или ссорился в очереди за колбасой. Жутко было представить соседа, пришедшего к тебе утром с топором вместо привычной вечерней бутылки пива.